Роман с Антарктидой

Вертолет — основной транспорт белого континента.

Ледокол “Академик Трёшников” в отличие от “Академика Федорова” направляется к западному, а не восточному побережью Антарктиды. Фото из архива М.Егорова

P1020358.JPG

P1020370.JPG

P1020524.JPG

P1030017.JPG

P1050640.JPG

P1040348.JPG

P1030925.JPG

P1050637.JPG

Уроженец Новочебоксарска Михаил Егоров из тех редких людей, кому довелось побывать близ обоих полюсов земного шара: в Арктике и Антарктиде. Время с ноября по апрель он обычно проводит на самом южном континенте Земли. Михаил — геолог I категории Полярной морской геолого-разведочной экспедиции, базирующейся в Санкт-Петербурге. К родителям в Новочебоксарск выбирается нечасто, но в один из приездов нашел время для беседы с журналистом “Граней”.

Наша справка

Михаил Егоров родился в 1974 году. В 1992-м окончил новочебоксарскую школу № 5. Решил пойти по стопам родителей, много лет проработавших в экспедиции № 45, и стать геологом, однако провалил вступительные экзамены на географический факультет Казанского госуниверситета. Уже после службы в армии стал студентом Московской государственной геолого-разведочной академии. Окончил ее по специальности “Поиски и съемка полезных ископаемых”.
Сначала трудился в составе Центральной арктической геолого-разведочной экспедиции (ЦАГРЭ), потом перешел в Полярную морскую геолого-разведочную экспедицию (ПМГРЭ). С 2003-го по 2005 годы работал на законсервированной станции на Новой Земле (подробно об этом периоде в материале “В компании с пингвинами и белыми медведями”, “Грани” за 8 августа 2007 года).
После возвращения в Санкт-Петербург М.Егорова включили в состав антарктической геофизической экспедиции.

— Михаил, каким образом добираетесь до Антарктиды?
— Раньше на научном судне “Академик Федоров” (принадлежит оно НИИ Арктики и Антарктики) путь от Санкт-Петербурга до Антарктиды занимал примерно два месяца. Столько же и обратно.
Сейчас с коллегами поступаем по-другому. В ноябре вылетаем в Кейптаун, там “Академик Федоров” на несколько суток устраивает стоянку. Присоединяемся к экспедиции. Еще через три недели ледокол прибывает к восточному побережью Антарктиды. С началом антарктического лета (в декабре) приступаем к работе.
Домой через несколько месяцев отбываем таким же путем, но в обратном порядке. Остальное время проводим в Санкт-Петербурге за обработкой собранных материалов.
— По дому скучаете?
— Конечно. На родину всегда тянет. Наверное, как со всеми моряками, которых на берегу зовет море, а когда они на корабле — наоборот. В экспедиции я очень скучаю по дому, но как только приезжаю, начинает тянуть обратно (смеется).
— Чем привлекает Антарктида?
— По сути, это большое белое пятно для науки. В этом плане она куда интереснее Арктики.
— С недавних пор часто говорят о начале разработки полезных ископаемых и добыче нефти на арктическом шельфе. Ждет ли что-то подобное в ближайшее время Антарктиду?
— Насколько мне известно, минимум до 2024 года продлится мораторий на какое-либо экономическое использование полезных ископаемых в Антарктиде и даже их разведку.
В соответствии с конвенцией об Антарктике, вступившей в силу 23 июня 1961 года, континент не принадлежит ни одному государству, там разрешена только научная деятельность.
Подсчет ресурсов возможен лишь самый общий, он дает представление, может тот или иной участок содержать определенный вид полезного ископаемого или нет.
— Анализ делают на основе результатов проб?
— Да. Бурение запрещено, но отбор образцов молотком той или иной горной породы разрешен. В принципе, это моя непосредственная обязанность. Я специализируюсь именно на этом.
— Многие представляют Антарктиду как территорию, укрытую многометровым одеялом снега и льда. Что можно найти в таких условиях?
— Большая часть Антарктиды действительно является ледяной пустыней. Однако в горах и на холмах летом снега мало или совсем нет. Там, где мы работали последний раз, геология весьма сложная, смена пород частая. Отбор проб идет только с поверхности. Что на вершине холма видим, то и изучаем.
В районе горных выходов можно найти много интересного. Еще в советское время, к примеру, были обнаружены рудопроявления железистых кварцитов. В геологическом плане Антарктида доступна для работы с декабря по конец февраля — начало марта.
— Какая в это время стоит погода?
— На побережье вполне приемлемая. Плюс 5-7 градусов. В солнечные дни можно даже в рубашке или футболке ходить. В глубине континента картина иная. Например, в районе станции “Восток” (самая холодная точка мира) в это время 45-50 градусов мороза. Зимой гораздо холоднее.
— Насколько территория изучена геологами?
— Где-то на 400 километров вглубь от побережья. В период разгрузки по прибытии и погрузки перед возвращением на родину живем на прибрежной станции “Прогресс”. Есть у ПМГРЭ и своя станция.
Вообще, геологов вертолетом забрасывают в район будущей работы. Доставляют несколько жилых модулей, организуют полевой лагерь для пяти (обычно) человек. Периодически прилетает вертолет, чтобы доставить геологов по необходимости на ту или иную точку.
— Расскажите о быте современных исследователей этой части света.
— На круглогодичной   российской станции “Прогресс” бытовые условия приближены к городским. Есть горячая вода, душ, канализация. В полевой сезон здесь работают более 200 человек. Среди них рабочие, механики, медики, геологи и даже журналисты.
— Как Россия представлена в Антарктиде?
— В плане научных достижений явных лидеров нет. Все страны вносят свой вклад. Другое дело, что Россия изучает континент весьма активно. Среди других выделю Австралию. У нее в Антарктиде, если не ошибаюсь, три станции.
— Влияет ли политика на общение представителей разных стран?
— Ни в коей мере. Во всяком случае, никаких санкций здесь нет, и даже представить их трудно. Все максимально дружелюбны друг к другу. Последний раз мы работали на островах близ австралийской станции Дейвис. Были на ней частыми желанными гостями.
— Можете вкратце изложить суть вашей научной работы?
— Она посвящена изучению метоморфизма древних толщ, или тому, как в течение миллиардов лет менялись горные породы в Антарктиде. Практическое применение этим знаниям так сразу трудно подыскать, исследование ближе к фундаментальным наукам. Со временем оно может принести очень большую пользу.
Представьте себе разбитое зеркало. Чтобы собрать цельную картину, нужно каждому осколку найти свое место. Так и общее представление о том, как формировались и менялись континенты, невозможно получить без “осколка” — Антарктиды.
— Кого еще из российских ученых интересует Антарктида и по какой причине?
— Например, биологов. Сейчас они изучают подледный мир прибрежной части материка. При нас работали аквалангисты из Москвы и Санкт-Петербурга. Или врачей. Они исследуют воздействие климата на организм человека. Физики тоже были в группе, в основном их интересовали явления в атмосфере. Ученый мир здесь состоит из представителей самых разных сфер.
— Проблему засоренности Арктики, к примеру, металлическими бочками из-под горючего, недавно начали решать. А на южном континенте?
— Да, здесь также задумались об этом. Бочки прессуют, упаковывают в контейнеры и вывозят. В Кейптауне сдают на металлолом. Нового загрязнения нет, однако старого мусора столько, что процесс очищения может затянуться на несколько десятилетий.
— Выходные у вас бывают?
— Во время экспедиции нет. Просто по возвращении в Санкт-Петербург нам добавляют дни к отпуску.
— Не угнетают одна и та же обстановка, люди вокруг?
— Разве что под конец сезона такое случается. Просто есть люди, способные трудиться в таких условиях, и не способные. Последние по окончании первой же экспедиции дают себе зарок никогда не связываться с такой работой.
Что касается нашего коллектива, то мы давно психологически притерлись друг к другу, работаем практически без конфликтов. Дружим, что называется, семьями. После Антарктиды заметил, что стал спокойнее, даже флегматичнее. Вернувшись в Питер, первое время думал: “Что ж все такие агрессивные-то?”.
— Востребованность в полярниках есть? Где на них учат?
— Кадровый голод ощутим, нужен приток молодежи. Если получать геологическое образование, то, по большому счету, неважно где. Главное, учиться отлично, получить знания по самым древним породам, и... возьмут с удовольствием.
— Несколько человек в редакции попросили меня задать вопрос: пингвины приходят в лагерь?
— На побережье да, часто. Пока не линяют, человека они не боятся. Впрочем, все зависит от вида. Императорские чуть выше пояса взрослого человека, к людям приближаться не любят. Пингвины Адели — самые распространенные, по колено взрослому человеку, очень любопытны.
Кстати, подкармливать запрещено любых животных. За этим следят экологи.
— В Антарктиде есть полиция?
— Нет, чего-то серьезного, вроде краж, на моей памяти не случалось.
— В нескольких голливудских фильмах действие происходит на южном континенте. Насколько правдива воссозданная в кино обстановка, детали быта?
— Реалиям они совсем не соответствуют. Смотреть такие фильмы полярнику бывает ужасно смешно. Другое дело документальные фильмы, вот им верить можно.
— Кто определяет ваше участие в экспедиции?
— Раньше в большей степени решал работодатель.Сейчас я достиг того уровня квалификации, что решаю сам. Прошлую экспедицию пропустил, занимался кандидатской диссертацией. Нынешней осенью, наверное, поеду.
— Есть желание завести семью, детей?
— Пора бы уже, конечно. Но при поездках продолжительностью почти полгода это невозможно. Женитьба означала бы полную смену образа жизни, я пока к этому, наверное, не готов.
— Романтичное отношение к Антарктиде осталось?
— Романтики стало, возможно, меньше, но она не исчезла до конца. Пейзажи, флора и фауна Антарктиды продолжают меня восхищать.