Здесь в среду — воскресение!

Нарколог, руководитель Новочебоксарского клуба анонимных алкоголиков “Надежда” Виктор Лазуков. © Фото Валерия БАКЛАНОВА

“Ах, как здорово жить, люди! Иду и радуюсь, нет, я просто лечу, ведь я не пью уже почти полгода! И у меня не болит голова с похмелья, и душа не болит, и вообще ничего не болит, и так радостно на душе! Неужели это я?!
А помогли мне обрести такое состояние ребята из клуба анонимных алкоголиков “Надежда” и особенно его руководитель Виктор Лазуков. Я с радостью хожу туда вот уже второй месяц и каждую среду с нетерпением жду встречи с ними. Когда я в клуб пришла, ни один из ребят не остался равнодушным. Многие из них годятся мне в сыновья, но каждый рассказывал о себе, давал совет и старался помочь. Все так прекрасно меня понимали. Спасибо вам, дорогие! А как Виктор Васильевич болеет душой и сердцем за каждого вновь пришедшего в клуб и как умеет убеждать! Я сначала пыталась спорить с ним, а теперь готова слушать день и ночь. Как рада, что наконец-то попала к ним!
Да, я еще у пропасти, но уже не на краю, а иду обратно к зеленому лесу, цветущему лугу и яркому солнцу. И теперь меня никто туда не столкнет — я человек сильный и смелый и твердо уверенный в себе. Я все смогу и ничего не боюсь”.
Такое письмо пришло недавно в “Грани”. Мы знакомы с его автором Любовью Ивановной. Она много лет страдает недугом, от последствий которого в России ежегодно умирают до 700 тысяч человек. Спасением для нее стало знакомство с членами клуба “Надежда”, что создан при третьем Новочебоксарском наркологическом отделении Республиканского наркологического диспансера. Им уже 12 лет руководит врач-нарколог Виктор Васильевич ЛАЗУКОВ, наш сегодняшний собеседник.

— Как вы пришли к мысли о создании клуба?
— В 1983 году я приехал в Новочебоксарск. Год трудился на участ­ке детским врачом, а потом ушел анестезиологом-реаниматологом в городскую больницу, где и проработал с 1984 по 2000 год. На врачей реанимационного отделения ложатся слишком большие психоэмоциональные нагрузки, ведь каждый день они встречаются со смертью, предпринимают нечеловеческие усилия, чтобы вытащить людей с того света. В общем, работа не подарок.
К этому нужно добавить мою склонность к употреблению спирт­ного. У меня отец 1919 года рождения, прошел всю войну. Его ровесников выкосила Великая Отечественная, а те, что остались в живых — израненные, больные, инвалиды, пили.
Родители, как известно, повторяются в детях. Я начал испытывать интерес к спиртному в юности, еще до армии, а после нее, считал, имел полное право употреблять алкоголь. Учеба в вузе сдерживала, а когда начал работать анестезиологом, проблема встала остро: выпив рюмку, продолжать мог весь вечер и другой день.
В 2000 году, находясь в запое, получил уличную травму: сломана рука в двух местах и вдавлена бровь. При каких обстоятельствах пострадал — не помню. Попал в нейрохирургию, меня прооперировали, но дорога в анестезиологию была заказана, да меня оттуда из-за пьянства уже уволили. Я понимал, что спился и оказался в ситуации, когда никому не нужен. Совсем. Но жизнь еще не заканчивалась — мне было 47 лет. Как-то надо доживать. К тому же ко мне пришел жить сын.
Еще в середине 90-х годов меня пытались привлечь к работе клуба “Счастливые алкоголики” в Чебоксарах, который успешно вел Алексей Асафьевич Мудров. Тогда поразил факт, что сидят в клубе мужики, не пившие по 5 лет, здоровые, трезвые, красивые, и называют себя алкоголиками. Я же был не согласен с тем, что я алкоголик. Много раз ко мне домой приезжал Мудров, мной занимались доктора — все бесполезно.
В 2000 году, никому не нужный и оказавшийся не у дел, я явился к главному врачу Центра психического здоровья Любови Олеговне Фроловой с предложением открыть клуб. Она отвела помещение для встреч, позволила мне ходить по палатам и уговаривать наркологических больных заниматься в группе.
— И с тех пор 12 лет каждую среду собираются алкоголики в клубе “Надежда”...
— Народ пошел через месяц... А вскоре меня пригласили поработать на время декретного отпуска нарколога. Я согласился. Год трудился без специализации, потом съездил на учебу и почти два года вел стационар.
Работа там помогла мне формировать клуб, поскольку больной обязан слушать лечащего врача. Если раньше приходилось уговаривать, завлекать на занятия, специально устраивать чаепития, то теперь я просто отдавал команду: подъем! встать! в аудиторию! И вся палата шла. А ведь даже лежа на больничной койке, алкоголики возмущаются, когда нужно идти на завтрак или принять лекарство: с чего это мы должны ходить? Такие люди всю жизнь нарушают общепринятые устои.
Ведь когда человек становится алкоголиком? Когда плюет на все правила и ограничения и делает то, что ему хочется. По моим прикидкам, в Новочебоксарске 20 процентов алкоголиков живут так и не собираются бросать пить.
— Чем вы, собственно, занимаетесь в клубе?
— Человек, пришедший в группу, обязан назваться и признать себя больным: “Меня зовут Анатолий, алкоголик, трезвый 10 лет, со спиртным проблем нет”, — и так далее.
Обычно мы беседуем, обсуждаем важные темы, связанные с одной проблемой: как выжить в пьяной стране? Накрываем стол, завариваем чай. Общение всегда протекает живо. Всем приятно видеть друг друга, люди ждут среды, когда можно посидеть в компании, где не надо врать и где нет спирт­ного. Собираемся по 10-20 человек, в последнее время стало меньше — врачи перестали направлять больных.
Я провожу установку на трезвость. Со стороны мы, наверное, довольно комично выглядим. Представьте, сидят мужики, среди них и немолодые, наливают в чашки чай и произносят тосты. У нас даже есть свой, клубный тост, сложившийся в первый год его существования: “За трезвость, рожденную в муках”. А трезвость, действительно, рождается в муках. Около полутора десятков человек мы потеряли за 12 лет.
Со временем в “Надежде” по­явились свои правила: 1. Алкоголик не имеет права пить. 2. Он обязан быть трезвым. И мы видим результат: ко многим вернулись жены, большинство зажили материально вполне благополучно, их стали уважать, принимать на работу. Так, у нас есть два брата, один из которых уже много лет живет в трезвости, а другой спивался, спал в подъездах. Его удалось буквально затащить в “Надежду”, и сегодня он один из активнейших членов клуба, вернулся к здоровому образу жизни.
— Переставший пить сорваться может в любой момент?
— Я не даю никакой гарантии, что завтра ничего не изменится у меня и моих коллег по клубу. Гарантию может дать только страховой полис.
— Но жить с ощущением, что вдруг трезвая жизнь может закончиться, прерваться...
— Перестаньте! Человек привыкает, и без алкоголя он начинает чувствовать свои преимущества в пьющей стране. Один наш алкоголик, между прочим, выпускник КАИ, допился до того, что потерял квартиру, жену-красавицу. А сейчас приезжает в клуб на крутой машине, у него новая жена, родился ребенок.
Извечные человече­ские ценности подвигают алкоголиков быть трезвыми. Мужики второй раз не хотят лезть в эту “воду”. А твердой гарантии давать не надо. Живу так — и хорошо. Да и кому давать ее? Женщины, удержавшиеся при этих мужиках, видят, как поменялись мужья.
Кстати, бывших алкоголиков не бывает. Есть человек, страдающий алкогольной зависимостью. Для него единственное лекарство — не трогать алкоголь. Без спиртного можно жить, и жить нормально.
— Одни считают алкоголизм болезнью, другие показателем испорченности, распущенности. Какова ваша точка зрения?
— Это вечный спор физиков и лириков. Во всем мире алкоголизмом занимаются психиатры, и, с точки зрения психиатрии, люди делятся на три группы: больной человек, здоровый человек, а между ними “болтается” алкоголик.
Алкоголику постоянно нужна доза алкоголя. Стоит ему выпить, появляется нездоровая тяга к спирт­ному. Человек дает обещание не пить, но патологическое влечение заставляет его идти по другому пути. Он не может спать, пить, есть, пока не примет на грудь. Это запойное состояние, которое доводит до могилы.
Проблема усложняется тем, что в нашей стране алкоголик обречен.
— При чем тут общество? Разве это не самостоятельное решение человека перестать пить?
— Да, решение. Но обречен человек потому, что, во-первых, у нас идеальные условия для того, чтобы спиться. В стране нет законодательной базы, обязывающей людей жить трезвыми. Был период, когда жестко наказывали за появление в пьяном виде в общественном месте. Лет 20-30 назад мужик, отлежав в наркологии, понимал, что с ним шутить не будут, и если он продолжит пить, его отправят в ЛТП. Это был сдерживающий фактор.
Почему ислам полностью запрещает алкоголь, а Русская Православная Церковь смотрит на пьян­ство сквозь пальцы? Это всего лишь грех, который можно замолить. Не согрешишь — не покаешься. В исламе пьющий человек — преступник.
В сентябре прошлого года я месяц жил в Америке у дочери в гостях, и она свозила меня в церковь баптистов, где собираются анонимные алкоголики. Очень хороший офис. Американцы вообще хорошо живут, законы не позволяют, чтобы человек жил плохо, в нищете, болтался, курил окурки и пил всякую гадость. Такой человек заметен, и общество его сразу заставляет лечиться, создает для этого условия. У нас же вполне нормальный, успешный человек может допиться до подзаборного состояния, как только ангел-хранитель (скажем, жена) исчезает. Его помещают в переулок Химиков, где в секционках доживают свой век мужики-одиночки. Два-три года — и их везут на кладбище.
Во-вторых, алкоголизм — это болезнь психики, расстройство влечений, от которого избавиться очень сложно, практически невозможно, поэтому лечиться от алкоголизма нужно в трезвом состоянии. А лежание в наркологии — это всего лишь вытрезвление. У нас чаще всего бывает так: вышел человек из стационара наркодиспансера, и все — он свободен и предоставлен сам себе.
Алкоголизм ужасно помолодел, в наркологии лежит одна молодежь. Язык найти с ней довольно сложно: молодые закрыты для общения.
— Чем отличается пьяница от алкоголика?
— Как правило, из десяти пьющих двое становятся алкоголиками. Восемь способны контролировать потребление спиртного. Человек же, утративший контроль, допивается до страшного состояния, с которым и приходит сюда. Ему жизнь не в радость, небо в овчинку, по ночам спать не может, организм алкоголь не принимает, руки трясутся, ноги дрожат, никому не нужен, денег нет, с работы поперли. И куда человеку идти? Конечно, в “Надежду”. Спасаться. Как написал один из наших алкоголиков, живущий в трезвости: “Здесь в среду — воскресение!” Кто с этим поспорит?