В компании с пингвинами и белыми медведями

Михаил Егоров — человек редкой профессии. Он полярный инженер-геолог. В свои неполные 32 года побывал и в Арктике, и в Антарктиде. На днях приехал в отпуск к родителям в Новочебоксарск. Мы не могли упустить этот шанс...

— Михаил, как стали геологом?
— Об этой профессии мечтал с детства. Мои родители долгое время работали в экспедиции № 45, в 1987-1993 годах отец даже был главным геологом этой организации. Так что вопроса “на кого учиться” не возникло. В 1992 году окончил новочебоксарскую школу № 5, поехал в Казань поступать в КГУ на географический факультет. И... провалился на вступительных экзаменах. Тогда впервые в вузах татарской столицы стали вводить что-то типа нынешнего Единого гос­экзамена.
Уже после службы в армии стал студентом Московской государ­ственной геолого-разведочной академии. Летняя практика по окончании второго курса в Крыму, третьего — в Карелии, четвертого — в Норильске подтвердила, что выбрал будущую специальность (“Поиски и съемка полезных ископаемых”) правильно.
— Почему же предпочли север, разве не лучше, например, в Крыму?
— Там была практика ознакомительная. Другое дело после четвертого курса, за год до выпуска. Да и кто сказал, что север хуже юга? Кстати, первый из них мало исследован, и поле деятельности для геологов огромное. Мне в Норильске понравилось.
После того, как получил диплом, устроился на работу в Центральную арктическую геолого-разведочную экспедицию (ЦАГРЭ). Так попал на остров Большевик архипелага Северная Земля. Здесь находилась геологическая база. Вообще, хорошо исследован лишь сам Большевик, да и то только его южная часть.
— Что искала экспедиция?
— Рудное золото. Впрочем, это лишь основное направление поисков, попутно определяли и другие драгоценные металлы. При мне в 1999 году обнаружили крупный пункт минерализации. Кроме того, мы обследовали несколько так называемых “рудных проявлений”, открытых задолго до нашей экспедиции.
— Золото в руках держали?
— Да, конечно (смеется). Только не думайте, что это был золотой булыжник.
Если упрощать, труд геолога состоит из двух стадий. Первая — свободное “блуждание” по территории (поиск). Вторая — бурение скважин, прохождение горных выработок и изучение уже имеющегося объекта (разведка). На основе составленных нами отчетов принимается решение: выгодно ли разрабатывать месторождение.
Добыча полезных ископаемых — не наша задача. Это во-первых. Во-вторых, не путайте способы добычи золота. Когда река выносит из недр золотые песчинки и самородки вперемешку с грунтом, обычным песком и камнями, его намывают при помощи драг. В нашем же случае речь идет о жильном, коренном золоте. Чаще всего это тонкая дисперсная пленка, “спрятанная” в руде глубоко под землей. Потому самый крупный самородок, который я держал в руках, был в виде октаэдра примерно полтора миллиметра в диаметре.
— Ну а когда все заносило снегом, чем занимались?
— Зимой возвращались в Норильск, обрабатывали полученные материалы. В ЦАГРЭ я отработал полтора года (два полевых сезона), потом перешел в Полярную морскую геолого-разведочную экспедицию (ПМГРЭ), что базируется в Санкт-Петербурге. В составе экспедиции на архипелаге Новая Земля вели поиск и разведку месторождений свинца и цинка. С ними вместе часто находят и так называемое попутное серебро.
Так прошло два года. Потом наступили тяжелые времена, партию закрыли, станцию законсервировали... Чтобы не остаться без работы, согласился на зимовку: 27 июля 2003 года вертолетом меня доставили на станцию, а 27 июля 2005‑го забрали.
— Сколько человек зимовало с вами?
— Я один. Говорю же, станцию на Новой Земле законсервировали. Нужно было кому-то остаться присматривать за имуществом. Комплекс состоял из нескольких зданий: жилых домов, столовой, складов, парка техники.
— Так два года и не видели ни одного человека?
— Почему же? Неподалеку располагалась летная база, я даже по­дружился с вертолетчиками. Для связи с внешним миром мне выдали спутниковый телефон. Пять минут в месяц оплачивала организация, остальное время за мой счет.
— На Новой Земле проводились испытания ядерного оружия...
— Что представляет собой архипелаг? Это два больших (Северный и Южный) острова плюс множество мелких. Их общая площадь 83 тысячи квадратных километров, они вытянуты с юга на север почти на тысячу километров. Место, где проводились испытания, находится далеко от базы. Вообще-то все, что связано с этой темой, до сих пор составляет государственную тайну.
— И все же тоскливо было?
— Отнюдь. Заглядывали в гости вертолетчики. Однажды летом пару недель стояла аномально теплая погода, что-то около плюс 30 градусов (как сообщает словарь со­временных географических названий, средняя температура августа на Новой Земле составляет плюс 3-7 градусов по Цельсию. — Прим. авт.). В озерцах вода хорошо прогрелась, так что даже купался.
Полярной ночью можно до бесконечности любоваться северным сиянием. С изображением на фотографии или видеосъемкой живое наблюдение не сравнить. Представьте, что все небо переливается сполохами. Разум сначала даже не может понять, что это такое. То ли сходишь с ума, то ли на небе, дей­ствительно, начался пожар. Картина завораживает, действует гипнотически.
Как-то раз полярной ночью (это была первая зима на станции) в дом начал ломиться медведь. Тогда и подумал, что люди — всего лишь гости в Арктике. А вот пришел настоящий хозяин...
— Оружие для самообороны разве не выдали?
— Отец рассказывал, что в Якутии, где он работал лет тридцать назад, геологам предлагали на выбор для защиты охотничье ружье, винтовку или пистолет ТТ. Сейчас с оружием гораздо строже, из того, что более-менее подходит для самообороны, у меня была лишь ракетница. Из нее и выстрелил над головой зверя (белые медведи занесены в Красную книгу), тот развернулся и ушел.
Военные позже поделились такой историей. Однажды на базу им привезли свежую говядину. Медведь ночью проломил толстую кирпичную стену склада и добрался до мяса. А вот бревенчатые преграды им почему-то не по зубам.
— После Арктики последовало путешествие в Антарктиду?
— Да, и не одно. После того, как вернулся в Санкт-Петербург, меня включили в состав антарктической геофизической экспедиции. Все путешествие занимает полгода. По два месяца уходит на путь туда и обратно, еще два месяца работаем на белом континенте.
Наша организация фрахтует места на ледоколе “Академик Федоров” (в целом российская антарк­тическая экспедиция насчитывает более 100 человек, из них 30 — в составе ПМГРЭ). Кстати, его капитан как-то с гордостью заметил, что это единственное в мире судно такого класса, умеющее причаливать к берегу без помощи буксира. Принадлежит оно НИИ Арктики и Антарк­тики (Санкт-Петербург).
Дату отплытия из северной столицы обычно назначают на конец октября, чтобы прийти к цели в разгар антарктического лета. По дороге туда обрабатываем на компьютере материалы предыдущей экспедиции, готовимся к предстоящей. Например, надо заранее оцифровать карты объектов, которыми будем заниматься. На обратном пути также скучать не приходится.
— Остановки по пути преду­смотрены?
— Их две. Через несколько дней после отправления из Питера приходим в немецкий порт Бремерхафен. Стоим обычно трое суток. Еще через месяц пути нас ждет Кейптаун. Здесь продолжительность стоянки от недели до полутора. То же самое на обратном пути. Эти дни — един­ственные выходные за полгода. Можно выйти в порт, побывать в городе. Из документов достаточно иметь при себе паспорт моряка (что-то среднее между российским и загранпаспортом. — Прим. авт.). Правда, в последнее время ЮАР собирается несколько ужесточить правила. Наверное, перед следующей экспедицией получим загранпаспорта.
— Но вот по курсу показалась Антарктида...
— Происходит это где-то в середине декабря. Побережье Антарктиды в это время кишит живностью. Издалека видел пингвинов. Шустрые такие, человека не боятся. Но любоваться окрестностями особенно некогда. Выгружаемся на прибрежной станции “Дружная-4”. Она сезонная, открыта только летом (в южном полушарии лето начинается в декабре. — Прим. авт.). На вертолете нас высаживают в заданном квадрате, возле какой-нибудь горной гряды. Там разбиваем стационарный лагерь. Оттуда ежедневно в радиусе полусотни километров и ведем поиск.
— Разве поверхность континента не покрыта многокилометровой толщей льда?
— Не везде. У горных массивов, например, его почти нет. Антарктиду смело можно назвать кладовой человечества. Здесь обнаружены угольный бассейн с ресурсами в несколько миллиардов тонн, крупные железорудные месторождения, проявления жильного золота, меди, вольфрама, титана, олова...
Российская экспедиция 2005‑2006 годов (она 51-я по счету) на границе между горным массивом и ледником нашла рудопроявления железа. Есть даже основание предполагать наличие кимберлитовых трубок с алмазами. Подтвердить научную версию можно только после бурения скважин, а это запрещено. Все страны объявили мораторий до 2018 года на разработку любых обнаруженных полезных ископаемых. Можно сказать, мы работаем на будущее.
— Конкурентов много?
— В последнее время к исследователям-“старожилам” шестого континента (Россия, США, Австралия, Германия...) присоединяются все новые. Причем среди новичков такие государства, как Эстония, Испания, Индия... Видимо, тоже хотят успеть к разделу “пирога”. Рядом с “Прогрессом” наши разрешили поставить станцию Китаю. Кстати, в Антарктиде представители всех стран предпочитают фрахтовать вертолеты Ми-8 у россиян. Считается, они самые безопасные и вместительные.
— По возвращении в Россию в Питере вас кто-то ждет?
— Я не женат, если вы об этом. Говорят, в следующей, 53-й, экспедиции, которая отправится в Антарктиду осенью нынешнего года, сезон будет удлиненным, до конца июня. На белый континент берут только мужчин.
Андрей СЕРГЕЕВ.