После русской бани... шишка на голове

По-разному попадают иностранцы в Чувашию. Что удивительно для меня, некоторые остаются тут жить.

Хотя недавно один молодой житель нашего города, объездивший не одну страну и проработавший в каждой из них, вздыхал: “Если бы я и хотел остаться на чужбине, я бы выбрал Америку, это лучшее место на земле”.  Он же рассказал: проще всего попасть туда по какой-нибудь студенческой программе — сейчас невероятно трудно получить визу. Одну из его знакомых на беседе в американском посольстве по­просили спеть российский гимн, и она спела! Наверное, янки считают, что патриот своей страны должен знать такие вещи, и они правы. Тем не менее в страну девушку не впустили.
Но вернемся к чужеземцам, посещающим нашу республику или даже живущим тут. Известная по телевизионным сюжетам и газете “Грани” хозяйка английского клуба в Чебоксарах американка Ленор в слишком сильные холода старается выехать из Чувашии куда-нибудь, где потеплее. Так, трескучие прошлогодние морозы она пережила в Таиланде и Индонезии. “Ужас! — делилась Ленор впечатлениями о нашей зиме. — У меня капюшон на куртке замерзал! Я открыла рот и не смогла его закрыть, потому что жвачка тут же замерз­ла!” Ленор — леди с юмором. Прошлая зима, которая оказалась еще и снежной, порадовала ее новыми впечатлениями: “Я со своими бывшими студентками  валялась в снегу у памятника Чапаеву. Такое удовольствие! А еще мы толкали машину, застрявшую в сугробе!” В эту зиму американка тоже уехала, уже на родину, делать операцию — у нее повреждена рука.
Я заметила, иностранцы регулярно падают на наших коварно припорошенных снегом ледяных дорожках. То ли обувь у них на скользкой подошве, то ли опыта ходьбы в гололед маловато. Много лет назад американец Гарри во­прошал: “Ольга, а как ты научилась ходить по этим узким дорожкам, проложенным  в сугробах?” Другая его соотечественница, Стейси, была в восторге от того, как ловко мы, россияне, умеем ездить в троллейбусе, не держась ни за что и не падая. Вообще, по поводу России у американцев сплошной восторг (или просто они такие эмоциональные): “Я! Бежал! За автобусом! Не догнал! Расскажу об этом у себя на родине!”
Когда дорожки развезло и под ногами лежал мокрый снег с песком, Ленор, преодолевая снежную кашицу, делилась впечатлениями: “Похоже, будто идешь по океанскому побережью в Калифорнии!” “Что она говорит?” — переспросила знакомая учительница. Но Ленор уже ушла вперед, и до меня доносилось “бу-бу-бу”. “Ничего не поняла, — говорю, — кроме того, что мы живем, как в Калифорнии”.
Русская баня — настоящее развлечение для иностранцев. Ленор была в деревенской: “Мне сказали, чтобы хорошо пропотеть, надо выпить пива. Потом еще было шесть видов спиртных напитков. Что было потом? Откуда я знаю? Очнулась утром с шишкой на лбу”. — “Как тебе не стыдно?” — попеняла я, смеясь. “А почему мне должно быть стыдно? Я вела себя, как русские!”
Однажды в компании она спросила, от какой еды нас тошнит. У Ленор очень властная мама, которой, по моим подсчетам, далеко за 80. В детстве она давила на дочь, заставляя есть брюссельскую капусту. Я сказала, что в отличие от всех русских не ем суп. “Что такое суп? — спросил американец Чет. — Меня в чувашской деревне накормили чем-то вынутым из живота коровы”. Ленор назидательно: “Суп — это такая жижа, какая бывает во время цветения воды в океане, сверху — зеленая тина, на вид противно, но вкусно”.
Ленор 60, но пенсию по возрасту не получает, путешествует и живет на пенсию мужа, умершего несколько лет назад. Приехала с “Корпусом мира” как волонтер, да так тут и осталась, чув­ствует себя здесь лучше, чем в Калифорнии.
Чет приехал по религиозным делам, тоже остался жить в Чебоксарах. Родной Техас вспоминает охотно, по-русски говорит неплохо. На Рождество у него дома собираются до 40 человек, едят традиционную утку, вручают друг другу подарки. 
На Новый год, рассказал Чет, техасцы дают сами себе обещания, которые называются “New Year’s Resolution”. Некоторые ставят себе цель похудеть на 20 фунтов, весь январь проводят в спорт­зале, ограничивая себя в еде, а в феврале опять вовсю объедаются. Техас — штат ковбоев, там можно купить все для родео. Ковбои — вовсе не спортсмены-наездники, а всего-навсего пастухи. С коровами Чет не работал, а с лошадьми приходилось. Про всякие там уздечки говорит с горящими глазами, конюшню назвал на смеси русского с английским “общежитие for the horses”.
Чет, француз армянского происхождения, приехавший после развода с женой-француженкой в нашу страну, заметил: “В России многое непонятно. Эти русские хохочут над собой. Я слышал, кто-то сказал, что здесь две беды — дураки и дороги, все засмеялись, а, по-моему, надо скорбеть. Более всего удивительно то, что смеются над пьяными”.
Еще один прочно обосновавшийся в Чебоксарах иностранец — индиец Джиту — до глубины души поражен тем, что в России прямо на улице открывают бутылки со спиртным и употребляют горячительное. Пища поначалу тоже была непривычной. “У вас в блюда добавляется либо соль, либо сахар, у нас в основном  специи. Сначала мне очень не понравился шашлык, сейчас привык”. Ну, если считать шашлык русским национальным блюдом…
Как-то зашел разговор о дет­ских домах и домах престарелых. Я сказала, у нас обычно от приемного ребенка скрывают, что он не родной. Индиец и француз были возмущены: “Это неправильно! Так ни в одной стране не делают! Надо говорить правду!” Детские дома в Индии есть, а вот дома престарелых отсутствуют. Зачем? Ведь у стариков есть родственники.
Ленор рассказала однажды, как ее обсчитали в одном чебоксарском магазине. Она обратилась к охране, деньги ей вернули. Спросила у присутствовавших в английском клубе, а что они сделали бы, если бы продавец сдала лишнее. Выслушав ответы (“это ее проблемы”, “зачем возвращаться в магазин, если лишней была мелочь”, “никогда не считаю сдачу”), всегда веселый Джиту  посерьезнел:  “Какая разница, на какую сумму сдали лишнего: на рубль или копейку — это все равно не твое”.
Пожив в России несколько лет, индиец сделал вывод, что женщины, которые воспитывались в стране до распада Союза,  более нравственны. А молодые девушки озабочены тем, где бы им найти жениха побогаче. Ведут себя вызывающе, скромности нет. Джиту не любит Моск­ву и москвичей: шумно, скученно, там бы жить и работать не хотел. Кстати, от моск­вичей не в восторге и Чет, у него в столице бизнес. “Не хочу брать их в свою фирму, — говорит он, — высокомерны, не хотят совершен­ствоваться, учиться, даже языков не знают”. Сам он свободно говорит кроме армянского и французского еще и на англий­ском, русском. Уезжать из Франции ему было трудно, врос в ту культуру, тяжело было в России перестраиваться.
Все эти люди, о которых рассказала, легко переезжают с места на место и не представляют себе, как это всю жизнь прожить там, где родился.
Познакомилась как-то с американцем, который работает три месяца в году, все остальное время путешествует по миру. За время одного путешествия у него во Флориде сгорел дом, а во время другого угнали машину. Семьи у него нет, да и кто бы согласился надолго отпускать его из дому? На вид путешественнику 60 лет.
Еще один такой же любитель путевых впечатлений пришел в прошлом году тоже в английский клуб. Сухощавый, подвижный, в каких-то странных закрытых ботинках в летнюю жару. Первое, что сказал: “Меня зовут Джим. Угадайте, из чего сделаны мои ботинки?” Предположили разное, но не угадали — из кожи африканского страуса. Джим из Лос-Анджелеса, снимается в Голливуде в массовках. Зарабатывает 370 долларов в день, если только появляется на экране, а уж если открывает рот, как он выразился, то платят больше. Снимается Джим недолго, на заработанные деньги путешествует. Был в Германии, Италии, Швейцарии, Авст­рии, Франции, Англии, на Тайване. Больше всего Джиму нравится Германия: “Похожа на США”. До того, как воспылал страстью к путешествиям, 11 лет проработал в авиации, карьеру делать не пожелал.
В Чебоксарах Джим захотел поесть борща, о котором много слышал, но не нашел ресторана русской кухни: “Они у вас все — “Макдональдсы”.
Для удобства передвижения американец арендовал машину. Спросила: какую? Ответил: “Я не знаю марок русских машин”. Зато обратил внимание на одну “русскую традицию” — выпивать рюмку до конца. Еще заметил: в России есть женщины-таксисты, в США таких не видел. Впрочем, в Америке он также не встречал женщин, пьющих на улице, у нас в праздник узрел таких даже несколько. Остановился Джим в гостинице, рассказывает, когда в 11 вечера он уже видел не первый сон, его разбудили: “Вам не нужно одеяло?” “После этого, — вспоминает, — мне уже не нужно было ничего!”
Сон для иностранцев — это святое. Они не привыкли вскакивать среди ночи от криков скандалящих соседей или “сантехнической” какофонии. Если все остальное они воспринимают с юмором, то внезапная побудка надолго выводит их из себя. Знакомый университет­ский преподаватель в Прощеное воскресенье послал Ленор
SMS-ку. “Если я тебя чем-то обидел, — писал он в  6.30 утра, — прости”. Она ответила: “Я тебя прощаю за все. Но за то, что ты так рано меня разбудил, не прощу никогда!”
Конечно, мы все разные! Но, наверное, Бог создал нас такими и разделил языки для того, чтобы мы учились и у людей другой культуры.
Ольга РЯБОВА.