Северная сторона: отголоски прошлого

Александр Фурсов на колокольне в Щелейках.

Собирательница плавника, 1990 год.

Комплимент от старухи.

Турчасово. 1996 год.

Дровишки.

Перевоз. 1986 год.

От Верхней Волги до Белого моря простерлась огромная страна дремучих лесов и светлых озер, среди которых затерялись деревянные церквушки, часовни и избы. Здесь, вдали от цивилизации, сохранились еще отголоски русской крестьянской культуры и быта. Запечатлеть их удалось фотохудожнику Александру ФУРСОВУ. С его работами новочебоксарцы могут ознакомиться на выставке “Северная сторона” в Художественном музее города.

Ген непоседливости
Александр Фурсов окончил Московский высший технический университет им. Баумана. С 1980-го по 1990 год работал в научно-исследовательском институте металлургического машиностроения, в 1987-м даже стал лауреатом премии Московского комсомола в области науки и техники.
Однако любовь к путешествиям и фотографии всегда была сильнее.
В юности каждое лето Александр проводил в геологических экспедициях с родителями. “Мама и папа были геологами, и ген непоседливости и охоты к перемене мест естественным образом перешел ко мне. Я стал ездить в разные концы большой страны, прихватив с собой старенький отцовский “Зорький” с мутноватым объективом и застревающим на полпути затвором”, — вспоминает Александр Фурсов.
Представление о фотографии как искусстве он получил в московском фотоклубе “Новатор” — самом сильном фотографическом объединении СССР того времени. В 1991 году стал свободным фотографом.
Почти 40 лет он посвятил Русскому Северу. В течение экспедиций в Архангельскую, Ленинградскую, Мурманскую, Вологодскую области и Республику Карелию отправлялся в отдаленные места в поисках фрагментов прежней жизни, традиционного крестьянского быта, претерпевшего минимальные изменения под напором наступающей цивилизации.

Время неумолимо
Северный дух живет не в музеях, за ним нужно ехать в глушь, считает фотограф. Поэтому и Север в работах Александра Фурсова совсем не такой, каким мы привыкли его видеть на страницах туристических брошюр. Он здесь настоящий, такой, каким его застал автор в конце прошлого века.
В работах Александра Фурсова представлены творения деревянного зодчества — церкви, колокольни, часовни, гармонично сочетающиеся с окружающей природой. Автор с вниманием относится к деталям, которые придают эмоциональный настрой работе. Одинокие деревья, покосившийся забор, ветхие избы и оставленные в них вещи — здесь время будто остановилось.
Возвращаясь в те же места спустя несколько лет, фотохудожник с сожалением замечал, что церкви и часовни гнили и разрушались, деревни вымирали вместе с их последними жителями, а на месте некоторых из них появлялись национальные парки и музейные комплексы. Эпоха неумолимо уходила в прошлое.

Русский характер
Уникальная история из глубины веков показана не только в строениях, но и в людях. Во время своих творческих поездок Александру Фурсову пришлось побывать во многих деревнях, и везде он находил приют в домах северян. Новые знакомые не раз удивляли фотохудожника своим характером, мудростью и искренностью.
Поделился он с нами одной историей: “Однажды остановился я в захолустной деревеньке. Ее житель Борис по кличке Мать-Перемать, бывший лесник, в местном масштабе был фигурой заметной: как-никак владелец единственной в деревне лошади. Ясное дело, что при любой надобности в тягловой силе все шли к нему. В тот сентябрьский день я застал Мать-Перемать после вспашки небольшого картофельного поля: лошадь уже паслась в лощине за огородом, а ее хозяин принимал причитающуюся за работу сорокоградусную жидкость, сидя у завалинки.
Борис на съемку согласился, но снять непринужденный портрет лесника оказалось непросто. Он внимательно следил за мной и, как только я поднимал фотоаппарат, расправлял плечи, переставал жевать огурец, делал строгое каменное лицо и смотрел прямо в объектив. Фото на паспорт не входило в мою задачу, а потому я опускал камеру и начинал отвлекать его разговорами на близкую, как мне думалось, для Бориса тему — про лошадей.
— Сколько лет твоему коню? — ляпнул я первое, что взбрело в голову.
— Кобыле, — уточнил Мать-Перемать, — старая уже.
Борис уклонился от точных цифр, деликатно не выдав возраст дамы.
— Так, может, на пенсию пора, сколько ей еще работать?
— До издоху! — Борис посмотрел вдаль и добавил: — Как и нам.
Пораженный емкостью и прямотой формулировки, я прозевал момент для съемки, а поймать следующий никак не удавалось. Наконец мне повезло. Из-за угла избы появилась супруга Бориса и беззастенчиво начала расхваливать мужа: “Вот у меня мужик — что надо! Кто ни попросит помочь, никому не откажет! Привезти чего иль огород вспахать — всегда пожалуйста!” Неожиданная похвала сделала свое дело: Мать-Перемать на секунду расслабился и расплылся в самодовольной улыбке. Я успел нажать на кнопку.
Позже портрет был опубликован в “Огоньке”. Лесник до смерти перепугался, увидев свое изображение в журнале. “Это не я”, — твердил побледневший Мать-Перемать. Сосед Коля долго сличал фотографию со съежившимся под пристальным взглядом оригиналом и твердо заявил: “Ты, Мать-Перемать! Во дела, в журнал попал! За это бутылку ставь!”
Еле-еле уговорили Бориса, что в “Огоньке” на самом деле он, что ничего страшного в том нет и публикация портрета ничем ему не грозит. А повод для выпивки был серьезный — деревня гуляла два дня”.

Приходите и вы!
Разрушение исконной крестьянской северной культуры идет так стремительно, что попытки найти сейчас хотя бы какие-то ее следы практически безнадежны. И крестьян того поколения, для которых эта культура была родной, нынче днем с огнем не сыскать. Почти всех, чьи портреты представлены на выставке “Северная сторона” уже нет в живых. Остановиться бы, вглядеться, задуматься…
Выразительные снимки известного мастера давно покорили вдумчивую публику, искусствоведов и издателей. Приходите и вы насладиться видами северной стороны. Выставка будет работать до 31 августа в новочебоксарском Художественном музее (бульвар Гидростроителей, 4). Телефон для справок 73-00-57.
***

Александр ФУРСОВ, фотохудожник:
— История вплоть до двадцатого века была благосклонна к Русскому Северу: в далекий край не добрались татаро-монгольские орды, не утвердилось там крепостное право в его классической форме, не подмяла под себя индустриализация, позволив самобытной крестьянской культуре сохраниться почти в нетронутом виде.
Зато последние сто лет произвели на нашем Севере чудовищное опустошение. Революции, войны, коллективизация, погромы церквей воинствующими безбожниками, хищническая эксплуатация природы разорили некогда богатый край. В конце прошлого столетия мы, трое московских фотографов, колесили по северным землям и фиксировали на пленку то, что успевали застать.
Русская крестьянская культура исчезала на наших глазах, бытовой уклад рассыпался в прах, будто под действием злых чар. На этих фотографиях Россия, которую мы потеряем в ближайшем будущем. Посмотрите на нее внимательно, пока властвующее над всем время не стерло ее следы навсегда.