Важнее найти себя

Александр Насекин. Фото Сергея Коробко из личного архива Александра Насекина.

Александр Насекин родился 15 апреля 1960 года в деревне Большие Килимары Горьковской области. Окончил среднюю школу. Искусство живописи постигал самостоятельно. С 1993 года член Союза художников России, член Международной федерации художников Юнеско. В 1998 году ему присвоено звание “Заслуженный художник Чувашской Республики”. Выставлялся в республиканских музеях и галереях, а также в Казани, Йошкар-Оле, Москве, Веймаре (Германия). Работы находятся в галерее АСС (Германия), Чувашском художественном музее и у частных коллекционеров.
Насекин известен среди профессионалов как график, иллюстратор книг, дизайнер. Для друзей — большой оптимист и заводила. Для мальчишек и девчонок из чебоксарского детского сада для детей с болезнями опорно-двигательной системы, с которыми встречался этим летом, пример для подражания. На него ребята смотрят как на героя. И не только они.
Он рассказывает о себе легко и просто, часто заканчивая ту или иную мысль шуткой. Жизнь удалась! Впрочем, так оно и есть.

— Успех к вам пришел по­сле первой персональной выставки. Или я ошибаюсь?
— Вы правы. Я долго учился сам, потому что для меня выс­шее образование оказалось недоступным. Поступил сначала на худграф пединститута, но почти сразу ушел. Друзья надоумили: зачем это тебе нужно? Писать ты умеешь, базовое образование тоже есть. А в вузе живописи уделяют всего два часа в неделю, остальное педагогика и сопутствующие предметы. Стал упорно учиться самостоятельно. С переменным успехом. Иногда рисовал часто, иногда так, коротал время.
Порт­реты, пейзажи, натюрморты... Руку набивал, анатомию учил. И в конце восьмидесятых появилась работа “Ночные страхи”, не пейзаж, не портрет и не натюрморт, а нечто другое. Вот с нее все и началось.
Нашел индивидуальный взгляд, почерк. Понял, картина может быть от себя. Модное тогда было слово “сюрреализм”. Я не знал, что это такое, просто искал свой, оригинальный стиль. Несколько лет сидел, рисовал, боялся высунуться. Пределом мечтаний была выставка в Чувашском художественном музее. Организовал выставку там, и все, считай, жизнь не зря прошла.
Как-то показал свои работы художнику Юрию Ювенальеву. Он посмотрел и говорит: “Вам надо выставляться, молодой человек”. Слова его воспринял как шутку. У меня был комплекс — неуверенность в себе. А он убеждал, что в республике таких художников-графиков мало, что работы сильные. Я согласился и привез шесть картин на первую выставку в Союз художников Чувашии. Взяли все. Вот тогда появилось ощущение, что я что-то могу.
Первая персональная выставка состоялась в 1992 году. Обо мне заговорили. Через год пригласили на международный фестиваль. Сначала в Москву, потом в Германию. Россию представлял я один. После этого окончательно поверил в себя.
— Голова не закружилась от успеха?
— Нет. Я посмотрел Европу, продал несколько работ. Понял, сколько может стоить картина, и в России потом эту планку уже не опускал. Поэтому здесь меня считали дорогим художником.
Продавались две-три работы в год. В принципе, жить на эти деньги было можно. Успех не испортил меня. Он дал уверенность. Если до этого я оценивал себя “ниже плинтуса”, то тут воспрянул, поверил, что могу работать на высоком уровне.
— На последней “Большой Волге” ваши работы можно было сразу узнать. Как удается сохранить свой стиль?
— Хотелось бы по-иному, да не получается. Есть желание попробовать себя в другом ключе, но это очень сложно. Я — художник-график. Даже живопись у меня графична. Очень долго искал свой цвет. Мне он не давался. А потом по­явилась техника — точечная, пуантилизм.
Иногда хочется писать свободнее, быстрее. Все равно, как раба, тебя затягивает в привычное. Тонкая техника — тяжелый труд. Полтора месяца делаешь одну картину 50 на 50 см. И если потом люди смотрят с восхищением, приходит успокоение: не зря работал.
— Какие картины ни за что не продали бы?
— Говорят, что лучшие всегда остаются у художника. Это так. Чаще всего уходят вещи промежуточные, по каким-то причинам не устраивающие автора, или заказные. Вот картину “Страх дороги” пытались купить уже несколько раз. Раньше я называл одну цифру, сейчас, естественно, стоит дороже. И не сожалею, что не продана, наоборот, рад, что она у меня.
Я научился жить, не продавая картины. Сейчас у нас с женой небольшой бизнес — школа иностранных языков. Больших денег не приносит, но кормит.
— Значит, для души пишете?
— Всегда так писал. Уверен, настоящая картина только так и пишется.
— Как рождается идея?
— Каждая работа — это сплав переживаний, страданий. Идея вынашивается долго. Так было, например, с картиной “Гарем”. Сначала по­нравилось слово — такое емкое. Целый год обдумывал идею внутри себя. Создавал много- и малофигурные композиции, экс­периментировал. Объяснить, как это происходит, не могу. Живопись — не словесное искус­ство. Кто-то из великих говорил: если бы картину можно было рассказать словами, ни­кто бы не рисовал.
Эмоции, ощущения после встречи, после человека, по­сле легкой влюбленности. Иногда все затухает, ложится на дно, и все, ты ничего не можешь сделать. Можешь месяц прожить, что-то черкая. Черновики и наброски откладываются в сторону. Время от времени перебираю. И однажды раз и — вот она, идея. В голове уже родилась. Сел, набросал композицию, понял каким-то внутренним чутьем — картина созрела.
— Могут ли молодые люди повторить ваш успех?
— Сейчас стать успешным проще. Можно выезжать из страны, рекламировать себя и работы в Интернете. Мне, конечно, повезло: граница к тому времени открылась. А если бы начал писать на десять лет раньше, когда еще был Советский Союз, а в искусстве — жесткий соцреализм, то в Союз художников меня не приняли бы однозначно. Соответ­ственно, никаких заказов не получал бы. Могу сказать спасибо Ревелю Федорову. 18-летним молодым человеком к нему приехал, и он поддержал меня. Я тогда не состоял в Союзе художников. По его распоряжению выписали мне этюдник из худфонда, краски, кисти... Ведь в магазинах не продавали ни красок, ни холстов, только членам Союза художников или студентам. Мне помогли...
— Любимые художники...
— ...эпохи Возрождения, импрессионисты. Ценю картины, в которых виден труд.
 — Когда поняли, что хотите стать художником?
— Уже в пятом классе знал, что буду им. Наверно, потому, что рисовать у меня получалось лучше всех в классе. Я оформлял школьные стенгазеты, писал плакаты. Когда настала пора определяться, где мне учиться, уже ходил с палочкой. Понимал, летчиком мне не быть. И выбрал рисование.
— Талант — божий дар или труд?
— Сначала все же труд. Хотя, конечно, должна быть в человеке божья искорка.
— Которая передается по наследству?
— Нет, мои родители к искусству не имеют отношения: папа всю жизнь работал водителем, мама — домохозяйка. Жили в деревне. Правда, дядя — брат отца — рисовал.
— Жизнь многому научила?
— О, да. Уроков преподнесла много. Все, что не убивает, делает нас сильнее. Во время второй, очень сложной операции пережил клиническую смерть. Лежа в реанимации, понял: если бы не было Бога, то был бы хаос. В жизни нет ничего случайного. Мы не просто здесь живем, копошимся как муравьи. Каждый человек родился с какой-то целью. Не случайно все, что он делает. И если раньше об этом не догадывался, то сейчас часто анализирую прошедшие этапы. Бывало плохо, много страдал, а прошел год-два, и улыбаюсь над этой ситуацией, думаю: надо же, хорошо, что тогда так произошло. Если б тогда этого не было, то сегодня я бы здесь не был.
Жизнь меня ковала. Мой первый брак развалился. Жена уехала из страны, забрала сына. Это была трагедия. Я переживал, скучал. Сейчас уже по-другому все воспринимаю. Светлана в Индии, сыну Никите двадцать исполнилось.
Когда я сел в инвалидную коляску, очень переживал. Но, слава Богу, в какой-то момент понял: надуманное все это, ком­плексы. Сейчас я свободен. Выхожу в свет, никто на меня не таращится. Никто во мне “зеленого человечка” не видит. Общаюсь с разными людьми. Если бы предложили: отдай нажитый опыт и станешь здоровым, я не соглашусь. Потому что мне сейчас комфортно. Не физически, а душевно.
Товарищ жаловался: мол, 40 лет, а не знает, чем заняться. У меня, естественно, есть свои проблемы, но они другие. Найти себя важнее, чем быть просто физически здоровым.
— Расскажите о семье.
— Мы с Таней ждали Гошу 12 лет. Переживали поначалу, а потом перестали ждать, и вот, дал Бог. Поздний для меня ребенок, на будущий год мне будет 50. С ним все по-другому. Если первого я, конечно, любил, но где-то и шлепнуть мог, а Гошу не могу. Понимаю, в год и 10 месяцев ребенок не может делать ничего со зла. Даже если разбил что-то, разрисовал стол, обои — это все неважно. Он все­го лишь с любопытством по­стигает жизнь. Уже знает алфавит. Рисует, лепит из пластилина... Много читаем, не разрешаем смотреть телевизор, а фильмы — только в компьютере. Там не выскочит какая-нибудь глупая реклама.
Жена — молодец! Она трудоголик. Полностью наш бизнес тащит на себе. Я “советник”, занимаюсь рекламой, дизайном фирмы. Никому это не доверяю.
— У вас много книг...
— Была мечта купить все 200 томов Всемирной литературы. Купил. Книг дома около двух тысяч. Было больше. Многое раздал. Люблю читать. Сейчас, правда, удается все реже.
Увлекся цифровой фотографией. Работ достаточно. Но широкому кругу не показывал. Думаю: а не организовать ли фотовыставку?