Гибель мамы и ее троих детей была неотвратима?

Информация о пожаре в Шихазанах, в котором сгорели молодая мама и трое ее детей, вряд ли оставила кого-то равнодушной. По своей сути эта трагедия - одна из самых страшных, произошедших в Чувашии за последнее время. Страшна эта трагедия тем, что ее причиной стала сама наша жизнь и наше отношение к себе, к своим детям и наверное, всеобщее равнодушие. Немногие журналисты взялись за тему. На днях в "Советской Чувашии" появилась статья журналиста Людмилы Арзамасовой, которую мы публикуем с разрешения автора и приглашаем наших читателей к разговору, чтобы попытаться понять в том, кто виноват и что делать?     Дом без хозяина  

ТРАГЕДИЯ В ШИХАЗАНАХ БЫЛА НЕОТВРАТИМА

«Лето придет, с кем мне играть?» – куксится четырехлетний Толик. Сначала он все спрашивал про Сашу с Никитой, своих маленьких соседей. Тогда мама взяла Толика за руку, и они пошли мимо песочницы, в которой валялись забытые друзьями игрушки, к соседскому дому, непохожему на прежний – с выбитыми окнами, с черной крышей. Мама объяснила, что Саша, Никита, их сестренка Лена и даже их мама Ирина больше здесь не живут. Они теперь далеко-далеко, там, откуда еще никто не возвращался…

СТУЧАЛИСЬ В ЗАКРЫТЫЕ ДВЕРИ
Улица Николаева, 6 в селе Шихазаны Канашского района. Здесь проживали погибшие в феврале нынешнего года Ирина Григорьева, 24 лет от роду, и ее дети четырех, трех и двух лет. Кров с ними делили мать и отец Ирины, а также ее брат. Соседи и специалисты поселковой администрации, вызвавшиеся нам с фотокором в провожатые, неукоснительно следуют правилу: о мертвых или хорошее, или ничего. Поэтому на вопросы о погибшей молодой женщине, а заодно о ее живых родителях отвечают коротко и неохотно.
В Шихазаны семья переехала из соседней деревни, там их дом вроде бы пришел в негодность, а этот лет десять назад купила для семьи дочери Людмилы тетя Галя, как ее здесь все называют. Знают ее как добросовестную труженицу, много лет проработавшую поваром, очень порядочного, чтящего христианские заповеди человека. Людмила, мать Ирины, работает скотницей на ферме. Отец, Геннадий, колесит по «шабашкам». У нигде не работавшей Ирины было неполное среднее образование. Ее гражданский муж – в тюрьме.
Ворота и дверь дома Григорьевых всегда были на запоре. С полчаса стучать, кричать приходилось хоть чужим, хоть знакомым. Вот бабушка Толика как-то в декабре долго прорывалась от имени администрации с новогодними подарками для малышей. Ей проще – огороды граничат и лазейка в заборе всегда доступна в отличие от ворот. Этой лазейкой и ребятня, бывало, пользовалась. «Через огород, раз – и к нам, с Толиком играть, – рассказывает соседка. – Шустрые такие. Старшие мальчики все лепетали что-то, говорливые. А Елена еще не разговаривала, маленькая же. Очень жалко детишек. Я их подкармливала всегда. Соседка снизу, пока корову держала, молоко им носила». «Все помогали, кто чем мог», – подхватывают люди из администрации.
Теперь ворота отперты. С фасада дом еще держится, являя контраст прекрасно уцелевшей спутниковой тарелки с черными провалами окон. Задняя же половина выгорела дотла. Во дворе посреди обугленного скарба – пара игрушечных машинок, сломанный малышовый велосипед. Предательски поблескивает не до конца укутанная пеплом груда «фанфуриков».
Обветшавший, но девственно чистый хлев свидетельствует, что живность на подворье была только при прежних хозяевах. Нынешние ни коров или свиней, даже птицу не держали, подтверждает группа сопровождения. «Огород-то хоть засаживали?» – с надеждой спрашиваю я. «Не знаем, не приглядывались», – звучит уклончивый ответ. Скорбно качая головами, показывают на крюки в дверном проеме – в них хозяева вставляли кусок арматуры, запираясь изнутри. Если бы не этот мощный запор, мать с детьми, возможно, удалось бы спасти.
Заметив в десятом часу утра дым, клубившийся над домом Григорьевых, односельчане забили тревогу. Сообщили в администрацию, пожарным и тщетно пытались открыть или выломать надежную дверь. Выбили окно. «Глотнув» кислорода, огонь моментально перекинулся в переднюю. Кто-то из односельчан нырнул внутрь. Безрезультатно. Подоспели пожарные. Один из них в кислородной маске попытался в адском дыму отыскать людей. Напрасно. Еле выбрался сам, тяжело дыша и отплевываясь, упал на снег. Сельчане удерживали яростно рвущегося в огонь отца Ирины. Мать плакала у ворот…

БОРЬБА С ПОСЛЕДСТВИЯМИ
В администрации Шихазанского сельского поселения беседуем с главой Владимиром Руссковым и приехавшими из Канаша Вероникой Ковшовой, районным специалистом по опеке и попечительству, и заместителем главы районной администрации – начальником отдела социального развития Григорием Петровым. Недавно он возглавил районную комиссию по несовершеннолетним.
Неблагополучную семью поддерживало государство. По линии соцзащиты шла помощь продуктами, памперсами для малышей. Как и любой российской маме, Ирине выплачивали детское пособие в сумме за троих 3285 рублей. Под жесткий контроль молодых Григорьевых взяли в апреле прошлого года по сигналу педиатра. Врач констатировала, что, с одной стороны, семейство энергично прирастает детьми – к старшеньким, Александру Павловичу и Никите Геннадьевичу, прибавилась сестричка Елена Олеговна. А с другой стороны – энергии и желания воспитывать детей у матери явно недоставало.
На место выехала районная комиссия по профилактике в полном сборе: работники органов опеки, прокуратуры, пожарные (в доме – печное отопление, но заготовкой дров здесь себя не утруждали). Можно представить, что увидели проверяющие, если сразу же прибегли к профилактической мере – детей у матери забрали и временно поместили в больницу.
«Мы с педиатром побывали здесь уже в июне, – делится своими впечатлениями Вероника Александровна. – Все дети бегали по дому голенькими, чумазыми. По нашему настоянию мать умыла и одела их. Сделали внушение по поводу грязи и беспорядка в доме. Она отвечала, дескать, в деревне живем. Из еды видели только макароны. С матерью неоднократно проводились беседы, чтобы она не оставляла детей одних в ночное время на попечение совместно проживающих родственников, склонных к употреблению спиртного». Сама Ирина, по словам односельчан и работников опеки, в пристрастии к алкоголю не была замечена, но нередко отлучалась из дома на всю ночь.
Увещевания чиновников не помогали, семейство шло своим «курсом». И тогда решено было лишить мать родительских прав. Когда представители опеки пришли сообщить об этом, дома была и бабушка Люда. Она гневно возражала, а Ирина молча подхватила маленькую дочь и красноречиво прижала к себе. Ребятишкам передались эмоции взрослых, вся троица хором разревелась.
Процедура по изъятию детей из неблагополучной семьи достаточно долгая. Эти дети не дождались ее окончания. Ни односельчане, ни чиновники в том не виноваты.

«ХОРОШО ВАМ ВОПРОСЫ ЗАДАВАТЬ»
Не чувствует за собой вины и отец Ирины, с которым удалось побеседовать. Разговаривать с ним тяжело. Понятно, что случившееся подкосило его, понятно, что в разгар трудового дня рабочий человек не наденет выходной костюм. Но ведь и роба может претендовать на опрятность. А сильные люди и в горе выглядят достойно, вызывая уважение. Здесь не тот случай.
В роковой день, по словам Геннадия, все, кроме, разумеется, Ирины, с раннего утра отправились на работу. «Может, они на плитке варили?» – всхлипывает мужчина. И что, мать, включив электроприбор, крепко уснула, словно провела бессонную ночь? «С маленькими разве ночью поспишь? Один плачет – успокоить надо, другому молока дашь», – рисует отец портрет заботливой дочери и откровенничает, что из-за забытого на плитке варева уже как-то раз полыхнуло. Тогда он был дома, быстро усмирил огонь. Об элементарной технике безопасности в этой семье, похоже, не знали.
– Ты свет как брал, по счетчику? – вступает в беседу глава Руссков.
– По счетчику, – соглашается Геннадий.
– А протоколы составлялись на тебя энергонадзором или нет? – склоняет к признанию глава.
– Было, да, – поспешно кивает погорелец.
– Мимо счетчика, значит, брал – незаконное подключение.
– Да, мимо счетчика. Я уехал, а они сами подключались, – легко противоречит сам себе сельчанин.
С таким же трудом признается, что сам пил по два-три дня после дальних «шабашек», а супруга иногда не брезговала и после работы. Хотя поначалу заявил, что кучу «фанфуриков» оставили неопознанные личности: «Дверь открыта – заходят, пьют, уходят».
У ваших внуков почему-то разные отчества, затрагиваем деликатную тему. «Я сам удивился, – горячо возмущается дедушка, – написали: Геннадьевич, Петрович (путает с Павловичем. – Авт.), Олегович! Кто так пишет? Дети от одного отца, а все отчества разные!»
Резонно возражаем: отчества в свидетельства о рождении деток записывают со слов родственников. И если закралась вопиющая ошибка, мама Ирина, все же умевшая читать и писать, могла бы потребовать исправлений. «Я не в курсе. Я в их семью не лез. Две недели дома отдыхал – и обратно на заработки… Только деньги зарабатывал, – идет на попятную Геннадий, и снова в слезы: – Без детей не жизнь. Они папой меня звали, Саша, Никитка… Я все делал. Компьютер купил. Все покупал по два мешка – муку, песок, макароны, гречку…»
Разговор начистоту тяготит собеседника. «Хорошо вам вопросы задавать», – резко поднимаясь, направляется он к двери, обиженный на весь белый свет. «В любой семье должен быть хозяин, который регулирует внутрисемейные отношения. А когда люди такой образ жизни ведут, им все равно, – с расстановкой произносит глава сельского поселения. И обращается ко мне: – Вы с тетей Галей, кажется, хотели встретиться. Может, не надо бередить рану? В ее преклонном возрасте пережить такое горе очень тяжело. Мы всем селом ей сочувствуем».

Людмила АРЗАМАСОВА.

Фото Никиты Павлова.

"Советская Чувашия"

Оригинал статьи