Первый шаг Андрея Васильева в историю кино

Андрей Васильев. Фото Бориса Филатова

26-летний режиссер Андрей Васильев навсегда вписал в историю Чебоксарского международного кинофестиваля не только самое известное чувашское произведение — поэму “Нарспи” Константина Иванова, но и свое имя.
Этот фильм, снятый по мюзиклу Николая Казакова и Бориса Чиндыкова, стал первым, удостоившимся чести быть показанным среди конкурсных работ. “Нарспи” высоко оценило жюри, присудив специальный приз и открыв тем самым дорогу чувашским фильмам на большой экран.
— Расскажите о себе: где вы родились, учились, как стали режиссером?
— Родился в Чебоксарах, учился в 6-й школе, потом поступил в Чувашский институт культуры и искусств. Подал документы на актерский, но из-за картавости не взяли, и я легко поступил на режиссерский. Тогда и представить не мог, как сильно может нравиться кино.
Все началось с фильма Андрея Звягинцева “Возвращение”. У меня в душе, в голове, в отношении к окружающему миру все поменялось. По-другому начал относиться к жизни и по-другому стал смотреть на кино. Конечно, я и до этого видел фильмы, но этот перевернул во мне все, и именно благодаря ему я захотел снимать. Начал читать учебники по кинорежиссуре, теории и истории кино, монтажу, смотреть классиков, каждый день по одному фильму.
После института продолжал изучать кинорежиссуру, но по­ступил в Русский драматиче­ский театр в Чебоксарах помощником главного режиссера Ашота Восканяна. Мне нравилось у него работать. Я получил фундаментальные знания по режиссуре, сидел на каждой репетиции, смотрел. И не только специальные знания, но и жизненные. Например, Ашот Геворкович требовал, чтобы каждый артист приходил на репетицию вовремя. И мне нравилось такое его отношение к работе. Трудился у него год и захотел узнать еще больше, поехал в Санкт-Петербург. Меня взяли в театр им. А.Миронова, но оформить не успели. Пришлось уехать из-за того, что не смог найти подходящее жилье за те деньги, которые у меня тогда были. А их было немного.
Вернулся в Чебоксары и начал работать в филармонии с Николаем Казаковым. Через год родилась идея снять фильм “Нарспи”. Мы хотели сделать концертную версию мюзикла. Была сложная ситуация с труппой, она не то что распадалась, нет, просто люди уходят: они не могу дер­жаться за это всю жизнь, у них дети, семья. Николай Нилович захотел запечатлеть “Нарспи”, сказал: “Давай снимем”. Я сразу согласился.
— Как проходили съемки?
— Ежедневно в течение полутора месяцев с 8.30 до 9.00 вечера каждую сцену отрабатывали по отдельности. Это муторно, сложно. Взял в помощники двух операторов Данилу Алимасова из студии “ААА” и Женю Герасимова из “Chebmotions”. Благодаря их участию съемки прошли быстро. Я им благодарен, потому что ребята согласились на одном энтузиазме, за идею, поработать.
После премьеры все хвалили именно операторскую работу, она там действительно замечательная, ни к чему не придерешься. Данила с Женей — свадебные видеографы, именно там набивают руку. Я не взял телевизионных операторов, потому что на ТВ как на заводе — это должно быть так, а это вот так и никак иначе. В кадре голова, общий план и опять голова. Не говорю, что они плохие, они профессионалы своего дела, но мне хотелось живой картинки. Для концерт­ной версии достаточно было поставить камеру в центр, по бокам и все. Но в таком случае фильм невозможно было бы показать в кинотеатре. Это была бы мертвая картина.
— На что снимали?
— На Canon 5D Mark II и Mark III. Национальное телевидение нам очень помогло. Они предоставили кран, единственный в Чувашии с крутящейся головой. С ним получились одни из самых красивых кадров: пролеты вниз-вверх, есть давящие, когда камера приближается к полу.
— Вы смотрели чувашские фильмы?
— Не смотрел. Я слышал про них, но это были не самые лучшие отзывы. Интересно было бы увидеть, но где? Режиссеры что-то снимают, но демонстрируют на закрытых показах.
— Почему Казаков именно вам доверил свое детище?
— Потому что знаю этот спектакль, сам танцевал в нем. Другому режиссеру пришлось бы изучать его от начала и до конца и просматривать десятки раз. Я участ­вовал в каждом номере и знал все-все.
— Он давал вам советы?
— Нет, он полностью доверился. Я сделал раскадровки, на которые ушли два месяца и 500 листов “Снегурочки”. Их Николай Нилович посмотрел за неделю до съемок, понял, что буду делать, и сказал: “Хорошо, начинайте”. Через неделю приступили к съемкам. Это было в сентябре, а 5 ноября уже сняли по­следний кадр.
— Почему начальные титры сняты в лесу?
— Изначально хотел сделать титры классические, на черном фоне. Во время съемок пришла идея окольцевать фильм. Картина начинается с того момента, когда Нарспи, отравив Тахтамана, бежит в лес. Снимали поздно ночью в Берендеевском лесу, повезли туда специальное оборудование, осветили лес огромными прожекторами. Исполнительница главной роли Саша Казакова сильно замерзла за три часа, именно в ту ночь выпал первый снег.
— Как возникла идея показать фильм на кинофестивале?
— Была мысль участвовать вне конкурса. Даже не рассчитывал на него и не просил. Но позвонили из оргкомитета, сказали, что, возможно, фильм попадет в конкурсный показ, но сначала его должен увидеть руководитель кинофестиваля Сергей Лаврентьев. Думаю, он посмотрел отрывки.
— Кто вам помогал?
— Дети. Я в новочебоксар­ском лицее № 18 два года подряд, в 2011-м и 2012-м, проводил показы работ победителей Венециан­ского и Каннского фестивалей. Спасибо директору Наталье Олеговне Бахмисовой, она и идею поддержала, и помогала. Каждый выходной мы смотрели кино. Очень понравились обсуждения, слушал учеников с открытым ртом. Мы подружились. И вот, когда начали снимать, а людей у меня, кроме двух операторов, больше никого не было, по­звонил им и спросил: “Хотите помочь снять фильм?” Они согласились, и я безмерно благодарен им.
— Кофе вам подавали?
— Нет, я ни разу не пил кофе во время съемок. У нас все было не так, как у других режиссеров. Не было даже экрана, по которому можно контролировать отснятый материал в live-режиме, приходилось бегать за оператором. Если бы записи просматривал после съемочного дня, был бы кошмар: что-то бы не понравилось, пришлось бы переснимать на следующий день, и мы бы отставали от графика.
— На следующее утро после объявления результатов кинофестиваля вы проснулись знаменитым? Что испытали?
— Я не проснулся знаменитым. Со мной рядом такие люди, которые не дадут зазнаться, да я и сам не хочу. Я остался тем же Андреем Васильевым, каким был раньше. Думаю, этот приз — он общий, чувашский, это поэма Кон­стантина Иванова, все корнями уходит туда.
— После получения специального приза предложили какой-то проект?
— Нет еще.
— Ждете?
—Ни от кого и ничего не жду и не ждал.
— Кто из жюри оценивал ваш фильм?
— Денис Осокин, Сергей Анашкин и Елена Стишова. Елену Михайловну хорошо знаю, очень много ее рецензий читал. Она самый жесткий кинокритик. Рад, что смог с ней познакомиться лично и пообщаться. Я зачитывался ее рецензиями 11 лет назад, и она много хорошего писала о фильмах режиссера Андрея Звягинцева, поэтому было приятно поговорить с ней.
Денис Осокин поразил тем, что после показа прочитал мне на чувашском языке наизусть целый отрывок из “Нарспи”. Он сказал, что фильм “ушел” от оригинала.
Критику я воспринимаю хорошо. Сейчас после фильма мне не хватает правильного профессионального обзора. Все хвалят. В Чувашии критиковать еще не научились. У нас не умеют писать о фильмах. И это неплохо, значит, есть куда расти. Буду рад, если через год кто-то снимет хорошую чувашскую картину и получит приз. У нас поддерживают национальное, и это хорошо.
— Как сложились отношения со Звягинцевым?
— Он мне очень близок. Я даже поехал специально на премьерный показ “Елены” в Москву. Приехали Эльдар Рязанов, Лия Ахеджакова и много других именитых людей России. Счастливым образом удалось поговорить с Андреем Петровичем до начала сеанса целых 15 минут. Взял из Чебоксар все его книги, которые не раз перечитывал. Он расписался в них. Я попросил: “Хочу побывать на съемках нового фильма. Готов таскать кабели, хлопушку, все, что угодно, лишь бы посмотреть, как вы снимаете кино”. Звягинцев ответил, что у него на съемках всегда одна и та же команда, с которой уже сработался, и пошутил, что во всех титрах его фильмов одни и те же фамилии.
— Что бы хотели снять в будущем?
— Очень нравится Гете, его “Страдания юного Вертера”. Хороший сюжет для авторского независимого кино. Пока не знаю, где и у кого искать поддержки, сейчас планирую на свои деньги купить камеру и пробовать.
— Если бы был заказ от государства, согласились бы?
— Да, конечно, мне это было бы интересно. Но хотелось бы снимать не то, что желают увидеть политики, а то, что нужно высказать мне.
— Есть планы показывать фильм в кинотеатрах?
— Жалко, если он ляжет на полку как исторический факт. Пусть люди смотрят в районах, и государство должно помогать в этом, пока тема горячая, чтобы “Нарспи” стало неким толчком в развитии национального кино. Буду рад, если через год на кинофестивале у кого-то будет больший успех, чем мой. Например, за лучшую режиссуру.
— Сколько стоит награда?
— Нисколько не стоит, это не денежный приз.
— Что вам интересно еще в жизни?
— Музыка. Люблю Збигнева Прайснера, церковную музыку, “Литургию Иоанна Златоуста” Рахманинова могу слушать бесконечно. Нравится хоровое пение, особенно церковное. Редко хожу в храм, хотелось бы чаще, там забываю обо всех проблемах и мне хорошо. Бог — это мой дом, и он всегда со мной.
— А что вы не будете делать никогда?
— Не брошу свою семью, детей, потому что это самое дорогое в жизни. Очень хочется воспитать из них хороших людей, чтобы они знали, что с каждым днем нужно становиться лучше и для этого необходимо что-то делать.
— Каким должно быть кино?
— Прежде всего духовно богатым. Оно должно что-то передать человеку, открыть в нем добрые, а не плохие чувства. Не люблю фильмы, в которых много мата, рад, что в России запрещают такое кино.
— Как отметили награду?
— С мамой и племянницей поели бургеров и мороженого, потом они пошли прогуляться, а я отвез диплом домой, сел на велосипед и весь вечер катался. Ехал с ветерком и улыбался, я был просто рад.