Шагнувшие в пекло

Слева направо: Николай Голубов, Леонид Арисов, Петр Сулагаев, Константин Степанов, Николай Бастеев, Петр Антонов, Николай Малыгин, Геннадий Семенов. Фото Валерия Бакланова.

Лев Николаев и Евстафий Арсентьев (справа).

Схема составлена по описаниям участников событий

В ночь с 27 на 28 апреля 1974 года на складе готовой продукции в цехе № 83 Чебоксарского производственного объединения “Хим­пром”, где производилось химическое оружие, произошел серьезный пожар. Если бы не героизм и мужество огнеборцев и сотрудников цеха, его последствия могли оказаться катастрофическими. Спустя 35 лет мы пригласили этих людей, чтобы вспомнить те события.

В тушении пожара принимали участие 22 огнеборца. На приглашение “Граней” откликнулись 10 человек, из химиков — бывший мастер смены цеха № 83 Николай Голубов. Делегацию пожарных возглавил бывший заместитель начальника отделения пожарной охраны № 17 (создано для управления двумя военизированными пожарными частями, существовавшими тогда на “Химпроме”) Леонид Арисов. В конце апреля 1974-го он исполнял обязанности начальника, тот был в отпуске.
Леонид Арисов: До того дня в цех № 83 огнеборцев не допускали. Доступ в “грязную” зону имели лишь сотрудники цеха. На них возлагались профилактика возгораний, ведение любых огневых работ, при необходимости тушение пожара.
Николай Малыгин, бывший помощник ин­структора по профилактике: По роду своей деятельности я проверял состояние пожарной безопасности во всех цехах, за исключением третьего производства. Его работники, помню, подшучивали надо мной: будешь совать свой нос куда не следует, выйдешь не через проходную, а вылетишь через трубу цеха сжигания...
Справка
То, что бывшие работники третьего производ­ства и по сей день именуют “продуктом”, является не чем иным, как VX-газом. Согласно “Википедии” это самый известный из серии V-газов — боевых отравляющих веществ нерв­но-паралитического действия. Он в 300 раз токсичнее фосгена, использовавшегося во время первой мировой войны. Представляет собой бесцветную густую жидкость. VX мог применяться артиллерией, авиацией, в виде химических фугасов. Основное боевое состояние — грубодиспер­сный аэрозоль. Отличается высокой эффективностью при действии через кожу. Среднесмертельная концентрация при дей­ствии через органы дыхания составляет
0,01 мг.мин/л, среднесмертельная доза при попадании на кожу — 0,1 мг/ кг. Иначе говоря, рослого мужчину, весящего около 100 килограммов, убьют 10 миллиграммов жидкости, попавшие на кожу.
“Изделиями” химики называли авиационные бомбы. На стадии снаряжения отравляющими веществами они не имели взрывателей. Те, что в апреле 1974-го хранились на складе, вмещали по 220 килограммов “продукта” каждая.
Николай Голубов  (награжден медалью “За отвагу на пожаре”): В ту ночь я исполнял обязанности начальника смены цеха № 83. Хочу уточнить несколько существенных моментов. Возгорание произошло не в нашем, а в соседнем цехе
№ 82. Работники 83-го также не имели допуска в 82-й, сюда они могли входить только с разрешения руководства своего цеха. Чем различались цеха? Находились они близко друг от друга, имели общий санпропускник, однако в каждом — свой персонал. В 83-м продукт изготавливали, в 82-м его заливали в изделия, складировали их и передавали военным.
Производство было запущено в 1972-м. За два года все хорошо освоили технологию, работала здесь преимущественно молодежь, пришедшая после институтов, техникума. Чрезвычайных происшествий до апреля 1974-го не происходило ни в 82-м, ни в 83-м цехах.
В ту ночь с 27 на 28 апреля сначала все шло как обычно. Я находился на третьем этаже корпуса 352 в центральной щитовой (помещение, предназначенное для контроля работы технологиче­ской схемы). После полуночи дежурный совершил обход. Зашел в корпус, проверил, доложил, что все нормально.
Примерно минут через сорок мне позвонила мастер из 351-го корпуса, вернее, исполняющая его обязанности Валентина Соснова, сказала о возгорании. Я попросил ее уточнить информацию. Через некоторое время она сообщила, что все верно, на месте пожара слышны хлопки. Тогда я стал обзванивать руководство, сначала свое: начальника цеха № 83 Юрия Порошина, главного инженера производства Виктора Романова, главного технолога Георгия Леонова, затем начальство цеха № 82 (тех, чьи телефоны у меня были). Своим ребятам приказал прекратить работу. Чтобы уменьшить доступ воздуха к месту пожара, выключил вытяжку.
Все начальство приехало чуть ли не одновременно. Я сложил с себя полномочия старшего. Виктор Романов поинтересовался, зачем выключили вытяжку. Я объяснил. Кстати, позже ее снова пришлось включить, так как на месте пожара все заволокло густым дымом, ничего не было видно.
Тут из корпуса поступил сигнал: заметны какие-то проблески. Вероятно, еще где-то загорелось. Вместе с технологом Валерием Кудряшовым мы отправились проверить эту информацию. Начали с санпропускника, и далее по технологической цепочке. Так дошли и до склада готовой продукции.
Леонид Арисов:  Очевидно, химики сначала пытались потушить огонь самостоятельно. Когда не получилось, обратились к пожарным. Звонок около часу ночи приняла диспетчер Нина Ильина. Она направила к месту возгорания два расчета. Позвонила также мне, выслала за мной на дом машину.
Петр Антонов, бывший водитель ВПЧ-2:  Когда прозвучал сигнал тревоги, к месту возгорания отправились расчет мой и водителя Николая Бастеева. В моем были начальник караула Евгений Романов, командир отделения Валериан Алексеев и боец. Не помню, кто именно. Мы заехали с южной стороны. Здесь около железнодорожной ветки была сложена стена из стеклоблоков шириной 60-70 сантиметров, стояла рампа для по­грузки, тут же два вагона. Пустые или нагруженные, я не знал. В стене зиял пролом. Очевидно, обра­зовался он после взрыва. Нас встретила какая-то женщина в защитном костюме Л-1, КИПе (кислородный изолирующий противогаз). Она спросила: “А где ваши костюмы?” А мы понять не можем, о чем речь идет. У ребят лишь боевка (брезентовая курт­ка и штаны), кирзовые сапоги и промышленные противогазы. И все.
Романов дал команду к боевому развертыванию. Я быстро включил насос, выбежал к насосному отделению, кто-то из расчета протянул рукав в пролом. Видел, как все трое вошли внутрь. Через некоторое время раздался взрыв, изнутри вырвалось море пламени, ударилось о стоящие вагоны, ринулось вверх... Я сдал машину назад. Потом побежал на другую сторону, стал докладывать Леониду Павловичу: так, мол, и так, мой расчет в составе тех-то и тех-то сгорел... Арисов успокоил: они успели выйти до взрыва, находятся здесь.
Николай Бастеев, водитель ВПЧ-2:  Мы подъехали с северной стороны, встали около ворот. И тут рвануло. Ослепило, я стал сдавать назад, задел бордюр. Мне кричат: “Федорыч, закрывайся скорее и сиди!” В смысле, стекла на дверце подними. У водителей ведь одни гимнастерки, даже брезентовых боёвок не положено.
Леонид Арисов:  Когда за мной на квартиру приехала машина, заехали и за инструктором по профилактике Михаилом Полякиным. Думал, захвачу его в качестве главного консультанта. Приехали. Михаил Глебович даже близко не стал подходить к месту, остался поодаль. Даже к созданному штабу по тушению пожара не приблизился. Наблюдал за происходящим издали.
К тому времени на пожар прибыл генеральный директор “Хим­прома” Леонид Шевницын. В штаб по тушению пожара вошел и я. Первые расчеты огнеборцев доложили, что очаг расположен в помещении
№ 49, это склад готовой продукции — уложенные в штабеля авиабомбы. Забегая вперед, скажу, что их оказалось ровно 50. Каждая находилась в деревянной обрешетке. Они и горели. Тушить водой было нельзя, потому возникла заминка. Помню, меня поразило, как из объятого огнем помещения вылетали стабилизаторы “изделий” и выбивали стеклоблоки из стены. Тротиловых зарядов в бомбах, конечно, не было. Однако если некий герметично закупоренный предмет достаточно долго нагревать на огне, то... 
Решение все же применить воду приняли утром. К этому времени рассвело, на помощь прибыли несколько расчетов ВПЧ-1. Почему-то в пожарных кранах в цехе шел весьма слабый напор, потому воду подали от машин.
Николай Голубов:  Наша смена окончилась в 2 часа ночи, пришла следующая. Ее мастер Михаил Перминов и я собрали ребят (человек по 20 каждый) и отправились на помощь пожарным.
Валентин Ефимов, бывший исполняющий обязанности начальника караула ВПЧ-1 (награжден медалью “За отвагу на пожаре”): Тушили с разных сторон, из шести стволов. Сначала подавали струю на крышу помещения № 49, потом вошли внутрь.
Евстафий Арсентьев, командир отделения ВПЧ-1 (награжден медалью “За отвагу на пожаре”):  Долго стояли наготове. Потом дали команду начать тушение. Со мной пошли Александр Егоров и Николай Моисеев. Внутри оказалось очень жарко и дымно, ничего не видно.
Минут через пятнадцать Моисеева ранило. От жара с треском лопалась облицовочная плитка на стенах, осколки разлетались во все стороны. Один из них довольно глубоко “чиркнул” Николая повыше брезентовой рукавицы. У него пошла кровь. Я забрал у него ствол и велел ему выходить.
Минут пятнадцать один держал два ствола. Очень тяжело, ведь вода под давлением.  Слышно было, как неподалеку что-то лопается и разлетается со свистом. Рядом со мной стояла большая двухсотлитровая бочка. Как что-то засвистит, я прячу голову за нее. Перестанет — продолжаю охлаждать из стволов. Потом появился кто-то из работников цеха в специальном противогазе и костюме, я передал один ствол ему.
Тушили огонь несколько часов. Хорошо, что Леонид Павлович дал команду периодически менять людей. Правда, сам я не менялся. Почему? В то время мне немного оставалось до пятидесяти. А на тушение приехали ребята совсем зеленые, только начавшие службу. Некоторые, по-моему, даже в пиджачках и ботинках, а не боёвках и сапогах. И что, им оставлять ствол? При входе в помещение был 30-сантиметровый порожек. Так до него пол залило водой и вылившейся из лопнувших авиабомб жидкостью.
Очаг погасили где-то в десятом часу утра. До конца стояли Валентин Ефимов, старший пожарный Лев Николаев и я. Поэтому, наверное, нас и отметили (все трое награждены медалью. — Прим. авт.).
После этого пожарным — участникам тушения  велели снять всю одежду (ее сожгли), людей отправили в больницу. Кого-то сразу, за кем-то приехали позже на машине домой. Многие из ликвидаторов и по сей день считают, что остались живы благодаря... своевременно налитой и поднесенной кем-то дозе чистого спирта. Между тем существует антидот. Максимально допустимо введение четырех его доз, иначе смерть наступает от антидота.
Евстафий Арсентьев:  Потом неделю дер­жали на больничной койке. Делали уколы, всякие анализы. Помню, болела голова, чувствовал апатию, ничего не хотелось делать. Мне сказали, Моисеев умер...
Леонид Арисов:  Пожарные машины простояли на месте тушения четверо суток. Они считались зараженными и пока не прошли дегазацию, оставались на месте. Со всех участников тушения взяли подписку о неразглашении. Из регистрационной книги ВПЧ-1 и ВПЧ-2 были изъяты соответ­ствующие записи о выезде на этот пожар. Исчезли даже страницы из медицинских карт пожарных! Позже мы по памяти восстановили список ликвидаторов пожара.
Из участников тех событий многих сегодня уже нет в живых. Первым ушел из жизни Николай Моисеев, следом за ним Александр Егоров, в возрасте 36 лет — Борис Моденов (пожарный ВПЧ-1),
 в 35 — Константин Михайлов (пожарный ВПЧ-2). Умер в 49 лет начальник караула ВПЧ-2 Евгений Романов, не дожил до шестидесяти пожарный ВПЧ-2 Владимир Захаров. Нет больше  и начальника ВПЧ-2 Виталия Осипова. Из семерых умерших двое — А.Егоров и Е.Романов — награждены медалью “За отвагу на пожаре”.
После пожара многие уволились из части и уехали из Новочебоксарска.
Петр Антонов:  Только после этого случая нас стали обучать, как действовать в реальных ситуациях, которые могут возникнуть на “Химпроме”: пользоваться костюмом химзащиты, оказывать первую помощь себе и товарищам.
Николай Голубов: После пожара цеха № 82 и 83 объединили. Примерно в течение месяца в штатном режиме сотрудники цеха приводили в порядок территорию. Страшно подумать, что случилось бы, попади продукт в Цивиль.
Из “Википедии”
VX заражает открытые водоемы на очень длительный период — до 6 месяцев.
Леонид Арисов:  Меня два раза вызывали в кабинет министра внутренних дел Чувашии для разговора с Москвой по ВЧ-связи. Сначала утром 28 апреля, потом вечером. Беседовал с начальником первого управления ГУПО МВД СССР Николаем Аксеновым. Тот спросил об ущербе от пожара. Министр внутренних дел Чувашской АССР Николай Козин у меня за спиной показывает: “Ни в коем случае не говори”. Дело в том, что каждая авиабомба стоила один миллион рублей, а уничтоженными и испорченными оказались все 50 “изделий”. Пятьдесят миллионов рублей! Сумма по ценам 1974 года астрономическая! “Комиссию высылать?” — спрашивает собеседник. Говорю: “Высылайте”. — “Назовите все же причиненный ущерб”. — “Очень большой”.
Я входил в комиссию по определению причин пожара. Ее вывод: виноват сварочный кабель. Эта причина всех устроила. Авиабомбы хранились во временном помещении, не предназначенном для хранения боеприпасов. Постоянное, со стенами двухметровой толщины, еще не было построено.
Николай Голубов:  Версия о невыключенном на ночь сварочном аппарате действительно представляется сомнительной. Сам могу предложить более убедительную: у двух загруженных изделиями вагонов должен был находиться часовой. Он там и был. Может, он бросил непотушенный окурок? Однако военные сразу отмели всякие предположения об их причастности к данному пожару.
Вместо послесловия
По-разному сложилась жизнь участников тушения пожара после 1974 года. Одних судьба миловала. Например, Евстафию Арсентьеву уже за восемьдесят. Он выглядит достаточно бодрым для своего возраста. У него шесть детей, 12 внуков и 11 правнуков. У других не все так благополучно: мучают головные боли, обострились другие болячки. Однако ни один пожарный не признан по­страдавшим от химического оружия, выпускавшегося на “Химпроме”.