На Чебоксарский международный кинофестиваль Елена Долгопят приехала в качестве сценариста конкурсного фильма “Которого не было”. Однако в России ее больше знают по произведениям, опубликованным в толстых литературных журналах. О литературе и кино шла речь на встрече Е.Долгопят со зрителями в Чувашском государственном институте культуры и искусств.
Кино и литература
— Я действительно писатель, сочиняю рассказы и повести. Они опубликованы в “Новом мире”, “Дружбе народов”, “Юности”, “Знамени”. Кроме того, у меня вышли две книги.
Пишу я и сценарии, некоторые также опубликованы. Снято по ним, правда, всего три фильма. Первый не удался вовсе, поэтому картину даже называть не буду. Второй — “Чизкейк” — несколько раз показывали по телевизору, возможно, вы его видели. Третий — “Которого не было” — представлен на Чебоксарском кинофестивале.
Сценарий к нему я писала по моей же повести “Дверь”. Просто однажды мне показалось, что в этой истории есть потенциал для кино. Получилось, на мой взгляд, удачно.
Работу купил продюсер Арсен Готлиб. Он долго искал режиссера, а когда нашел Рамиля Салахутдинова, тот захотел написать по этой же истории другой сценарий. Его мы готовили с ним вдвоем. Получилось то, что полностью устроило Рамиля и не совсем меня, но я не расстроилась. Так обычно и происходит в жизни, поскольку кино и литература очень разнятся.
Приведу пример. “Вася шел по улице, на которой родился”. В рассказе это одна фраза, занимающая немного времени для прочтения. А как показать ее в кино? Допустим, на экране идет человек по улице. Кто-то кричит ему: “Вася!” Так мы узнаем имя героя. А то, что улица для него родная? Тут, наверное, нужна встреча Васи с кем-то и диалог, из которого мы бы сделали этот вывод. А так ли необходима в сценарии эта фраза или ее проще убрать из текста?
А вот обратная ситуация. Синяя кофта (Е.Долгопят для наглядности взяла ее со стула. — Прим. авт.), показанная на экране, совершенно конкретна и уникальна. Зрительный образ схватывается мгновенно. Если же в тексте напишу “синяя кофта”, то каждый представит свою. Если захочу соответствия, то мне придется бесконечно уточнять: “синяя (оттенок морской волны) кофта на пуговицах (молнии), с вышивкой (или без), с карманами, длинными (короткими) рукавами, отложным воротником, слегка протертыми локтями...”. При этом полного соответствия с кинематографом никогда не достигнуть.
— Что вам больше нравится писать: рассказы или сценарии?
— Все мои тексты кинематографичны. Что это значит? Читая рассказ, читатель сразу представит происходящее. Однако заблуждением будет думать, что по рассказам и повестям легко снять кино. Процесс “перевода” весьма затруднен, поэтому повесть и сценарий по этой же повести — два не повторяющихся, совершенно разных продукта.
Мне нравится сочинять прозу, делаю это для своего удовольствия. Сценарии же, поскольку я умею их писать, позволяют получить дополнительный заработок. Впрочем, написание первого варианта также приносит творческое удовлетворение. Потом, когда приходится перекраивать текст, это становится трудной работой, которую следует завершить.
Как менялись сценарии
— Вот уже почти 20 лет работаю в рукописном отделе Музея кино. Здесь кроме записных книжек, дневников, различных документов хранятся сценарии. Множество их, написанных в начале, середине и конце XX века, мне довелось не только держать в руках, но и читать.
Как все-таки по-разному записывали их люди в разные годы! К примеру, сценарий Геннадия Шпаликова к фильму “Я шагаю по Москве” изобилует размышлениями, в тексте рассказывается о внутреннем состоянии персонажа.
Читая подобное, я задумывалась: как можно и реально ли показать такое средствами кинематографа? Удивительно, но по сценариям Шпаликова снимали очень хорошие фильмы, сейчас же подобные рукописи на студии, скорее всего, не примут. Скажут, слишком похоже на повесть.
Современные сценарии стали куда жестче. Вся “вода” (лирические отступления) “отжимается”, остаются лишь сугубо практичные элементы, помогающие показать происходящее. Это реплики и действия персонажей: кто куда посмотрел и как повернулся.
— Случалось использовать удачные моменты из старых сценариев?
— Никогда! Сценарий — одноразовая вещь. Даже если речь идет о классике, сто раз экранизированной, и даже если по нему ничего не снято, он со временем устаревает.
— Можно ли по хорошему сценарию снять плохой фильм и наоборот?
— Испортить можно все, в том числе хороший сценарий. А наоборот не получится. По плохому сценарию хорошее кино не снимешь. Это аксиома. Правда, был такой замечательный советский режиссер Борис Барнет (“Подвиг разведчика”, 1948 г.). Рассказывали, что перед съемками он раскладывал в комнате листы сценария, что-то вырезал, добавлял, склеивал. Фактически писал заново.
Секреты творчества
— Вам когда-нибудь поступали предложения написать пьесу?
— Нет. Я никак не связана с театральным миром, потому таких предложений не было. Правда, в прошлом году в “Дружбе народов” опубликована моя повесть, в которой герои-актеры по сюжету сидят на сцене и читают пьесу. Она хотя и небольшая по объему, одноактная, но вполне самостоятельное произведение.
— В литературоведении рассказ считается сложным для написания жанром. Для вас же это излюбленная литературная форма. Почему?
— Наверное, я такая от природы. Думаю, что никогда в жизни не напишу роман. Мне этого не дано.
— Сколько времени уходит на написание первоначального варианта сценария?
— Бывает по-разному, но в среднем месяц.
— Зачастую в ваших рассказах описание обыденных явлений и деталей быта сменяется явной фантастикой. Как смешиваете такие разные стили?
— Как-как... На кухонном столе. Беру немножко того, чуть-чуть этого. Добавляю лучка, хорошенько обжариваю... Если же серьезно, то, считаю, это такая способность к сослагательному наклонению. Смотрю на реальность и думаю: что получится, если она чуть-чуть сдвинется? А потом остается только написать, что из этого получилось, своеобразные варианты реальности. В любом случае, даже если в рассказе нет ничего фантастического, в момент написания текста автор творит новую реальность.
В одном из ближайших номеров “Дружбы народов” выйдет моя вещь, называется “Иллюзион”. В ней нет мистики. Основой стало то, что произошло со мной в действительности. Но это мнимое сходство.
— У ваших героев есть прототипы?
— Иногда да. У меня есть знакомые, с которых писала персонажей. Показала даже текст одному, тот прочитал. Улыбнулся и сказал: “Ну, ладно, публикуй”.
— Бывает, что пишете в стол?
— Есть несколько рассказов, которые не получились. Ну, ладно. Все случается. В целом же стараюсь свои произведения “пристраивать”. То, что написано, но не опубликовано, не существует.
— Вы уже знаете, чем закончите, когда напишете первую строчку? Случается ли с вами творческий кризис?
— Один мой знакомый художник рассказывал, как работает над картиной. Так вот, он делает подходы к картине. Первый, второй, третий... пятый... десятый... У меня то же самое. С первого раза все получается очень редко. Чаще пробую, примеряю разные варианты. Случается, захожу в тупик, чувствую себя полной бездарью. Ужасно переживаю по этому поводу.
— В какое время работается лучше?
— Я жаворонок, поэтому самое плодотворное для меня время — первая половина дня. Другое дело, есть ли свободное время. Я не вольный художник, и каждое утро приходится ехать на работу. Живу в Подмосковье, и дорога до “Мосфильма”, где расположены фонды нашего музея, занимает 2,5 часа. В этом смысле я не привередлива. Могу ехать на электричке, сочинять что-нибудь на листочке.
— Кто ваш главный критик?
— Любимая подруга, работает со мной в музее. Я ей даю текст первой, мне очень важно, что она скажет.
Личность автора
— Первое высшее образование у вас техническое, второе гуманитарное. Относите себя к физикам или к лирикам?
— Безусловно, я гуманитарий.
— Но вы же работали программистом на военном объекте. Расскажите об этом периоде.
— Туда попала по распределению после окончания первого вуза. Отработала три года. Там лес, обнесенный забором с вышками. На них автоматчики. Запомнились огромные шары на зданиях для спутниковой связи. Помню ночные смены, проведенные у мониторов. Мы обрабатывали изображения, полученные из космоса.
— Те самые шары, которые фигурируют в одном из рассказов про человека, потерявшего пропуск и застрявшего на военной базе?
— Ну конечно. Все, что пишу, взято из собственной жизни. Иначе не будет достоверно. Другое дело, что реальность смещена, и читатель видит ее немножко под другим углом.
— У вас есть мечта?
— Моя мечта — домик у моря. А еще, чтобы было достаточно денег. Хочу писать свою прозу и не думать ни о каком кино. Нет, я люблю это искусство, просто пока не встретила своего режиссера.
