За прошедший театральный сезон спектакль Русского драматического театра “Человек рассеянный” был отмечен дважды. Сначала жюри Международного фестиваля русских театров России и стран зарубежья “Мост дружбы”, прошедшего в Йошкар-Оле в ноябре 2010 года, признало его лучшей постановкой, затем — уже вполне ожидаемо — в республиканском конкурсе “Узорчатый занавес”, ежегодно в марте подводящем итоги уходящего театрального года, он стал победителем в номинации “Лучший спектакль”.
Сегодня режиссер-постановщик спектакля народный артист Чувашской Республики Владимир КРАСОТИН — гость рубрики “Гостиная ДМ”.
— Стихи о рассеянном человеке с улицы Бассейной, воспетом Самуилом Маршаком, хорошо известны каждому ребенку. Почему выбор пал именно на это произведение?
— Пьеса екатеринбургского драматурга Натальи Скороход мне попалась на глаза, можно сказать, случайно. И очень понравилась. Все эти “я видел озеро в огне”, “вместо валенок перчатки”, “кто стучится в дверь ко мне”, “дама сдавала в багаж” прочно сидят в сознании моего поколения чуть ли не с детского сада. Тем мощнее их действие с обратной, взрослой стороны. Мне очень хотелось, чтобы и сегодняшние молодые люди услышали ритм времени через совершенный ритм стихов классика. Приступая к работе, я не знал, как и что буду делать, но потом “включилась” фантазия.
— Проблема выбора пьес для постановки спектаклей существует?
— Конечно, это вообще самое сложное, особенно сейчас. Если найти хороший материал, то 50 процентов, можно сказать, в кармане. Остальные 50 зависят только от профессионализма постановщика.
Современных пьес сегодня практически нет, а если даже есть, драматург требует большие деньги за право постановки. Наблюдается и другая тенденция: авторы сами ставят свои пьесы. Кстати, “Человек рассеянный” — редкое исключение: пьеса современная да к тому же нормальная, и с автором легко договорились.
Почему все театры в основном классику ставят? Во-первых, ни у кого не надо спрашивать разрешения, во-вторых, автор точно не приедет и не поставит сам свое произведение.
— Какой жанр предпочитаете?
— Я вообще не люблю чистый жанр. Идеальный для меня — комедия с элементами мелодрамы. И даже если это трагедия, в ней должны присутствовать комедийные моменты. В чистом виде любой жанр воспринимается всегда достаточно плоско. Спектакль “Прогулка в Лю-Бле” — пример мелодраматической основы с элементами комедии, даже драмы. Когда все вместе, тогда интересно.
— В 1990 году вы поставили свой первый спектакль в Русском драмтеатре и больше не выходили на сцену. Актер в режиссере умер?
— Обязан умереть. Есть, кстати, режиссеры, которые и ставят, и играют. Это плохой опыт. Исключения бывают, единицы. А обычно в результате и роль свою человек играет не так, как надо, потому что следит и за всеми остальными актерами, и ставит не до конца, поскольку занят тем, что будет играть. Надо чем-то одним заниматься.
— У вас огромный постановочный опыт. А кумиры среди режиссеров есть?
— Конечно. Потрясающие Питер Штайн и Джорджо Стреллер. Из наших Марк Захаров.
— Режиссерские задумки технического плана всегда можно реализовать в театре?
— Всегда, потому что я знаю, что мы можем сделать, а что нет. Как обычно происходит? Читаешь пьесу и сначала представляешь идеальный вариант воплощения, потом соображаешь, кто что может делать, и планку опускаешь пониже, затем оцениваешь технические возможности театра — еще ниже. Результат получается такой, какой получается.
— Грустно.
— А что делать? В нашем театре сцена далека от совершенства, ведь прежде в здании находилась филармония, а у нее другие задачи. Невозможно ничего поднять наверх, опустить... Правда, сделали для “Стеклянного зверинца” накладной круг, может, используем и в других спектаклях. У нас все делается вручную.
Существует огромное количество технических возможностей, которые мы не можем использовать. Я уже не говорю про свет. Для нас пока “идеальный” вариант — “игра на трех стульях”. С одной стороны, это плохо, с другой — хорошо, потому что когда много технических возможностей, начинают забывать про актеров.
