Главный герой “Повести о настоящем человеке” Бориса Полевого на многие десятилетия стал примером настоящего советского человека — упорного, способного ради мечты достичь, казалось бы, невозможного. Именно таким был прототип героя литературного произведения летчик Алексей Маресьев. Его настоящая история, к слову, связана с Чувашией и производит не меньшее впечатление, чем литературное произведение. О летчике еще до выхода книги стало известно научным сотрудникам Академии наук СССР. К столетию со дня рождения Героя Советского Союза Алексея Маресьева интервью с ним, датированное 1943 годом, было опубликовано в историческом журнале “Родина” — партнере газеты “Грани”. Сегодня мы представляем его вашему вниманию.
В июне 1943 года руководство комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР запланировало поездку научных сотрудников в расположение 3-й гвардейской истребительной авиационной дивизии с целью взять интервью у наиболее отличившихся летчиков-истребителей. Среди опрошенных был и Алексей Петрович Маресьев (1916-2001), безногий летчик, будущий Герой Советского Союза. Сотрудники комиссии были первыми, кто подробно записал рассказ Маресьева о пережитом.
И меня выбросило из самолета...
“Подбили меня 4 апреля 1942 года. Пробили мне мотор. А я был над их территорией. Высота была метров 800. Я немного оттянул самолет к своим, километров за 12, но там были леса и болота, и сесть было негде. Я и пошел садиться на лес. Садиться было очень трудно. Я прикрылся рукой, чтобы не удариться, может быть, думаю, жив останусь, так, чтобы глаза не выбило.
Лыжами самолет задел за макушку дерева. Я был привязан ремнями, но их оторвало, и меня выбросило из самолета. По-видимому, получилось так, что упал на снег, а потом покатился и ударился виском, и минут 40 лежал без памяти.
От самолета остались только кабина и хвост, все разлетелось в разные стороны. Я, вероятно, сильно ударился, так как вскоре у меня начались галлюцинации.
Я так и блуждал. Никак не мог сообразить, где я, мне все время казалось, что я у себя на аэродроме или где-то близко. Смотрю, идет техник, который меня обслуживал, начинаю говорить ему: “Помоги выйти”. И такая история со мной продолжалась суток 10-11, когда галлюцинации у меня прошли.
Свой, летчик!
Так я провел 18 суток без единой крошки во рту. Съел за это время горсть муравьев и пол-ящерицы. Отморозил ноги. Летел в кожанке и в унтах. В них попала вода, так как кругом уже таяло, а ночью было холодно, мороз и ветер.
Потом на 18-е сутки вечером слышу сильный треск. Сначала решил, что идет какой-нибудь зверь. Поднимаю пистолет, поворачиваю голову, смотрю — человек. Говорю, что я подбит, летчик. Он говорит, что сбегает к председателю за лошадью.
Часа через полтора слышу шум. Пришло человек восемь ребятишек 14-15 лет. А я худой, оброс, вид, наверное, был страшный. Я реглан расстегнул, петлицы видно. Один, самый смелый, подошел поближе и кричит: “Свой, летчик!”
Приехали на санях в деревню. Внесли меня в избу, начали тут с меня снимать одежду. Унты сняли, а брюки пришлось разрезать, так как ноги распухли.
В госпитале
Двое суток пробыл в деревне. Они сообщили в одну воинскую часть, и оттуда на следующий день прибыл капитан. Он проверил мои документы и забрал меня к себе в часть. Мне сделали там согревающий компресс на ноги. Ноги были белые-белые, как стена. Я удивился и спросил почему. Мне сказали, что это отек от голода. Ходить я совершенно не мог.
Я не могу всего рассказать, так как был в очень тяжелом состоянии, и на следующий день меня на санитарном самолете отправили в Москву.
Операция
Принесли меня в операционную, врач взял стерильные ножницы и просто на моих глазах отрезал ноги этими ножницами. В некоторых местах, где были еще немного живые ткани, было больно, но вообще больно не было. Я спрашиваю: “Товарищ профессор, это вся операция?”
У меня случилось нагноение, и нужно было, чтобы оно прошло. 22 июля мне сделали вторую операцию. Решили делать операцию под общим наркозом. Накрыли меня маской и стали поливать на нее эфир, я должен был дышать эфиром.
После операции я проснулся со слезами. Ноги у меня очень болели.
Протезы
Вылечили меня, сняли мерку. 23 августа 1942 года принесли протезы, я начал ходить. Учился, дня три походил с костылями, потом только с одной палочкой дней пять походил.
Однажды мне сестра приносит журнал и говорит: “Леша, смотри, здесь есть статья об одном английском летчике, который, не имея обеих ног, продолжает летать”. Меня эта статья очень заинтересовала, и я попросил сестру вырвать для меня эти два листочка из журнала. Здесь у меня появилась какая-то уверенность, что и я смогу летать.
После госпиталя началась у меня битва за лётную жизнь.
К нам приехала выездная экспертная комиссия ВВСКА под председательством бригврача Миролюбова. Решил обратиться к нему. Я носил брюки на выпуск и ходил уже без палочки. Прихожу и говорю: “Доктор, я у вас, наверное, комиссию не буду проходить, но хотел бы поговорить с вами. Я хочу летать”.
Он на меня смотрит:
— Если вы летчик, то будете летать. А что у вас такое?
— Я на обеих искусственных ногах. Если вы интересуетесь, как владею протезами, то приходите сегодня в клуб, я там буду танцевать.
Вечером в клуб пришла вся комиссия. Я приглашаю девушку, иду танцевать. Комиссия потом говорит: “Считайте, все наши голоса за вами. Приедете в госпиталь, хирург посмотрит, скажет свое веское слово, если все будет ничего, то пройдете”.
Вы пришли сюда очки втирать!
Я приезжаю в госпиталь в Сокольники. Председатель комиссии там доктор Собейников. Они меня крутили, проверяли нервную систему, зрение. Особое внимание обратили на ноги.
— Хочешь все-таки летать? На каких же самолетах?
Говорю:
— Если попросишься на истребители, то вы все равно не разрешите, тогда хотя бы на У-2.
Решили допустить к проверочным полетам на самолете У-2.
Я пошел с этим решением в управление кадров ВВСКА. Направляют меня к полковнику Вальчугину. Тот читает бумажку. А там написали, что не годен, ампутированы обе ноги. И в самом конце, что допущен к тренировочным полетам на У-2. Полковник прочел, что не годен, и больше не читает: “У вас ног нет, а пришли сюда очки втирать”.
Меня это страшно задело. Я говорю: “Ноги у меня, товарищ полковник, есть, но деревянные”.
В итоге дошел до генерал-майора Орехова. Показал ему вырезку из английского журнала, рассказал о заключении врачей. Он в итоге сказал: “Ладно, попробуем”. Думаю, если попробуем, то всё. И вот единственный человек — этот генерал, который мне помог.
Еще полетаем
Посылают меня в одну школу попробовать. Это в Чувашии, в школе первоначального обучения. Принимает меня начальник школы:
— Ну, ладно, — говорит, — полетаем.
А он ничего еще не знает и не догадывается. Назначают в такой-то день полет. Потом уже кто-то сказал, что я на искусственных ногах. Начальник меня вызывает и говорит:
— Вы что, без обеих ног?!
— Да.
— Как же вы будете летать?
Я говорю:
— Поэтому меня и прислали к вам.
Дали мне четыре провозных полета. Приходит потом командир эскадрильи, тоже проверил и сказал, что не может даже сказать, что у меня искусственные ноги. Потом начальник школы полетел на У-2. Проверил. Дали заключение, что годен во все виды авиации.
Я не поломаю ноги
Командир полка не решился сразу меня тренировать на истребителе. А получилось так, что у меня было вначале заключение относительно У-2, но заключения врачей в отношении истребителей не было.
Поехал в Москву. Приезжаю к тем же врачам. Собейников меня сразу узнал. Правда, когда я приехал из школы, дал ему почитать заключение, и он очень удивился, что годен я во все виды авиации. И здесь он говорит:
— Нет, ничего не выйдет, на истребителе нельзя.
— Почему же, доктор?
— Там большие предпосылки к тому, что летчикам приходится садиться с парашютом. И ты поломаешь себе ноги.
Как раз в этом журнале описывался случай, как тот летчик прыгал с парашютом и поломал себе протезы. Потом он сделал себе протезы и летал дальше. Я говорю:
— Я не поломаю себе ноги, а поломаю протезы.
Разгорелся спор между врачами. Я влез на стол, прыгнул и сказал: “Вот, так и получится!”
Наконец, Миролюбов склонился к тому, чтобы разрешить. Написал бумажку: разрешаем попробовать на самолете УТИ-4, Як-7.
В истребители годен
Я думаю: ехать в тот полк, опять ничего не выйдет, так как там требовали, чтобы написали черным по белому, что разрешаем. Тогда я прихожу к майору Ширяеву и прошу, чтобы меня опробовали здесь. И я стал летать в Люберцах с майором Абзианидзе. Сделали мы с ним полет на УТИ-4. Он говорит:
— Как себя чувствуешь?
Я говорю:
— Сижу, как в своей машине.
Он говорит:
— Я тоже ничего не могу против сказать.
В конце концов написали заключение: годен на все истребители.
Все это получилось потому, что мне очень хорошо сделали операцию. Еще в госпитале я как-то в шутку спросил: “Профессор, я летать буду?” Он сказал: “Это дело не мое, мое дело так тебя отремонтировать, чтобы ты через протезы все чувствовал”. Так и случилось”.
Июль 1943 года
Автор текста Константин ДРОЗДОВ, кандидат исторических наук
Публикуется в сокращении, полный текст можно найти на https://rg.ru/2016/05/27/rodina-nastoiashchij-maresev.html
