В преддверии Дня Победы мы много пишем о Великой Отечественной войне, о солдатах, которые проявляли невиданный героизм: совсем юные мальчишки, не державшие до этого оружия в руках, бросались в свой первый бой с одной мыслью “Победить врага!”, молодые мужчины, только что ставшие мужьями и папами и мечтающие заботиться о семье и жить счастливой жизнью, записывались добровольцами и шли воевать. Они свято верили в Победу и ради нее жертвовали и своими мечтами, и своей жизнью.
Сколько детей после окончания войны остались сиротами и выросли, не зная своих отцов! Они помнят их только по немногочисленным фотографиям, присланным с фронта, и рассказам матерей. И эту память и любовь проносят через всю свою жизнь и передают ее детям и внукам. Детям войны, лишенным заботы отцов, пришлось нелегко в жизни. Они и сами испытали весь ужас войны. И то, что в лихолетье выжили, а после войны на своих плечах поднимали страну, конечно же, делает их героями.
Сегодня мы знакомим наших читателей с воспоминаниями Валентины Андрияновны Вавиловой, которая долгие годы работала на “Химпроме”, в том числе начальником лаборатории цеха № 83.
Счастье было до войны
Семья наша состояла из четырех человек: родители, брат и я. В нынешнее время брак мамы и папы считался бы ранним: маме, Анастасии Сергеевне Смородской, было 16 лет, отцу, Андрияну Даниловичу Смородскому, — 18. Когда началась война, мне было два с половиной года, брату Анатолию чуть больше семи лет. Отец остался в моей памяти сильным и высоким, истинным сибиряком (мы жили в городе Рубцовске Алтайского края). Он работал преподавателем техникума, обучал студентов на механиков-водителей, мама занималась хозяйством. Родители любили друг друга, жили мы дружно и счастливо (о А.Смородском мы рассказывали на полосе “Лица Победы”, “Грани” № 14 от 27 февраля. — Прим. редакции.)
В наследство от папы — письмо и два портрета
Все изменила война. 22 июня 1941 года отец не стал ждать вызова в военкомат. В этот день он до позднего вечера простоял в огромной очереди, чтобы добровольцем уйти защищать Родину. И в первую же неделю был отправлен на фронт в танковые войска (он в 1933 году проходил обучение на танкиста). Ему в 1941 году было 29 лет.
Отца с фронта направили на учебу в танковое училище в Ульяновске, после окончания которого он стал водителем танка. Домой приходили треугольники писем, обязательно проверенные военной цензурой. Писем от папы мы очень ждали! В одном из них, я помню это хорошо, отец писал, что скоро советские войска разобьют ненавистного врага, что он вернется домой и мы всей семьей пойдем в гости к его маме, а меня он все 18 км до бабушкиной деревни будет нести на руках.
Перед последним боем папа отправил нам письмо, в которое были вложены две маленькие фотографии: одна для Толи, другая для меня. Отец писал, что будет бой решительный, что разобьют наши войска эту фашистскую гадину, что победа близка. После этого писем от отца мы уже не получали. Он, освобождая Польшу от немецких захватчиков, погиб 14 января 1945 года, сгорел в танке, немного не дожив до победной весны. Наше горе не описать словами.
В городе Рубцовске на привокзальной площади установлен памятник, на котором в алфавитном порядке перечислены фамилии, имена, отчества всех погибших горожан, среди них и Андриян Данилович Смородский, мой отец, защитник нашего Отечества.
Солдатам мама отдала комнаты и кровати
В наш город эвакуировали Харьковский тракторный завод. Прибывших работников расквартировали почти по всем домам Рубцовска. Удивительное это было время! Безотказность и отзывчивость людей не знала предела. На заводе без устали трудились и взрослые, и подростки. Моя мама работала кочегаром.
После лечения в госпитале раненых фронтовиков отправляли набираться сил, восстанавливаться в частные дома. Как сейчас помню, наши две комнаты (жили мы втроем в доме на двух хозяев) были заняты кроватями, приходилось по ним ходить, чтобы попасть в то или иное место. Эти кровати занимали бойцы, выписавшиеся из госпиталя и ожидавшие отправки в действующую армию.
Однажды пришел к нам из госпиталя проситься на постой высокий и красивый молодой мужчина. Обошел он много домов, но везде ему отказали: мест свободных не было. Соседи посоветовали зайти к нам, мол, хозяйка добрая, всех жалеет и пускает. Когда он зашел в наш дом, мама вместо ответа показала на кровати, которые были заняты солдатами. Вышел просивший ни с чем. Вдруг прибегает соседка и говорит, что солдат, который приходил к нам, лежит без сознания недалеко от нашего дома. Не выдержало у мамы сердце, приютила и этого бойца, спал он на одной кровати с моим братом.
Крепко мне запомнился дядя Володя своим вниманием, тем, с какой нежностью он относился ко мне и Толику. Любила я, когда он лежал на кровати, водить пальцем по его бровям, глазам, губам и приговаривать: “Глазки как салазки, нос как паровоз, губочки как трубочки…” Дядя Володя много помогал матери, старался раздобыть для нас лишний кусок еды. Уезжая на фронт, он обещал, если останется живым, обязательно навестить нас. С фронта мы получили два письма, и всё…
Другой наш квартирант дядя Гриша родом из Белоруссии. Он остался жив, после войны приехал в Рубцовск (его родное село фашисты уничтожили, родные погибли), остановился, как в былые времена, у нас, женился. Свадьбу сыграли в нашем доме, и некоторое время молодые жили с нами.
В войну не видели белый хлеб
Неизгладимая память военного детства — голод. Постоянно хотелось есть. А питались одной картошкой. Как-то мама в погребе нашла мелкую картошку, которую сварила, на сковороде подсушила и давала мне и брату поштучно. К весне, как правило, никакой картошки не оставалось. Чтобы посадить картофель, мы из него вырезали глазки. Зимой я с ребятишками бегала на поля к свекольным гуртам, принесенную свеклу мы варили и ели.
Как-то в один из праздников мама выменяла в деревне молоко на белый хлеб. И когда ребятишкам дали по кусочку белого хлеба, дети расплакались от обиды, решив, что над ними взрослые пошутили: не видя за свою коротенькую жизнь белого хлеба, дети решили, что их заставляют есть вату. К слову, впервые я попробовала торт и пирожное, когда училась в институте.
А вдруг папка вернется?
День Победы. На улицах нашего Рубцовска из установленных на столбах репродукторов звучали песни, музыка, голос Левитана. Радость людей не передать словами. Казалось, все вышли на улицу: ликовали, обнимались, поздравляли друг друга, играли на гармошках, в том числе и губных, балалайках, пели, плясали… Яркое воспоминание — мама сильно, в голос, плакала. Рыдали многие. Почти в каждой семье были близкие, не вернувшиеся с войны.
В моей, маминой душе, душе брата Толи жила надежда, что отец не погиб (в похоронке было написано имя Андрей, а не Андриян), что каким-то чудом папа остался жив, что сумел вылезти из горящего танка, что скоро откроется дверь и он вновь будет с нами.
Мы, дети, каждый день бегали на вокзал встречать поезда. На открытых платформах возвращающиеся с фронта солдаты-победители ехали домой, мы несли им цветы и, глядя на их счастливые лица, ждали чуда — а вдруг папка приедет!
После войны — кусочек сахара
Начались послевоенные будни. В ноябре 1945 года мне исполнилось семь лет. Я стала достаточно взрослой, чтобы самостоятельно стоять в очереди за хлебом. Не забуду жгучий ужас, который я испытала, когда возвращалась домой и, распрыгавшись, уронила буханку хлеба в канаву с водой. Достав буханку, я долго сидела и сушила ее на солнышке, боясь, чтобы об этом не узнала мама.
Еще о послевоенном времени помню, как я пошла в первый класс, мама брала оберточную бумагу, проглаживала ее, чертила на ней прямые и косые линии. В школе всем детям два раза в месяц выдавали мешочки, а в них лежал сахар. И еще очень яркое событие: семьям погибших на фронте из Америки адресно присылали посылки. Мы тоже получили, а в посылке костюм для брата (был велик, но мы его перешили), а для меня юбочка и шапка. Шапка зимняя, плюшевая, зеленого цвета. Такой не было ни у кого!
Школу я окончила в 1956 году. Мама, чтобы сшить мне выпускное платье, простояла за штапелем в цветочек всю ночь. Дальше была работа на заводе в родном Рубцовске, затем учеба в вузе в Горьком, замужество, рождение дочери. В 1961 году мужа отправили в строящийся город в Чувашской АССР, а в 1963 году и я переехала к мужу. Работа на “Химпроме”, рождение второй дочери. Счастье. Полная событиями жизнь.
Мой отец погиб, чтобы я, мои дети и внук жили в мирной, свободной, счастливой стране. Жалею, что не смогла посетить могилу своего отца, похороненного, согласно извещению, “в 10 км севернее г. Пультуска”. Может, у дочери и внука получится.
