Фото: М.Озерский / ТАСС
Смотреть с начала
Поделиться
Венесуэла названа страной с самыми красивыми женщинами
Renault Kaptur Extreme
Hyundai Creta
Тест-драйв Hyundai Creta
Сверхзвуковой стратегический бомбардировщик-ракетоносец Ту-160
Renault Kaptur
Дом в Екатеринбурге, который Бажов построил в молодости. Сруб на кирпичном основании, а бревна для сруба Павел купил на учительское жалование, деньги на строительство пришлось взять в долг. Фото: wikipedia.org
Мальчишкой Бажов слышал истории, которые позже легли в основу его сказов, без проведенного на Сысертском и Полевском заводах детства не было бы "Малахитовой шкатулки". Жизнь на заводах между тем была ужасной - пенсии стариков недотягивали и до рубля, и те были ей рады - и чрезвычайно жестокой. О заводских драках, когда в ход шли железные палки и кистени, о том, как смертным битьем учили зарвавшееся заводское начальство, о главном пугале уставщиков и надзирателей, беглом каторжнике Агапке, жившем на заводе не таясь, в открытую, об ужасе и безысходности этой жизни Бажов написал необыкновенно ярко. Потом он был принят в Екатеринбургское духовное училище, после него окончил Пермскую семинарию. В Духовную академию, куда его звали на казенный кошт, поступать не стал, на университет у него не было денег. По другой возникшей в советское время версии, дело было в известной начальству политической неблагонадежности и особой отметке на личном деле.
Революция и Гражданская война стали главным, самым ярким и страшным впечатлением его жизни: посвященные им документальные рассказы написаны так выпукло и сильно, что это сделало бы честь Шолохову, Фадееву и Алексею Толстому.
Зимой 1919 года Бажов бежал из Перми в маленький городок Камышлов к семье. Случившаяся с ним метаморфоза была необыкновенно резкой: еще недавно он преподавал в Епархиальном училище Екатеринбурга, а затем в духовном училище города Камышлова, учил дочерей священников алгебре и русскому языку, отличался умеренно левыми взглядами. А в 1917-м стал городским головой Камышлова, уездным комиссаром просвещения, затем вступил в Красную армию, был секретарем дивизионной партячейки и редактором дивизионной газеты. Вместе с тысячами других красноармейцев он оказался жертвой "пермской катастрофы": белая армия наступала на Пермь, в городе вспыхнуло восстание, железнодорожные эшелоны красных оказались в ловушке. На станции Пермь-2 его избили, раздели и отправили в городскую тюрьму. А он из нее улизнул - об обстоятельствах побега Бажов никогда не писал. Он уходил из Перми в лютый мороз, пешком, в дырявых ботинках, вдоль железнодорожного пути, около которого лежали трупы раздетых и замерзших красноармейцев. Добрый человек, проезжавший мимо мужичок, пожалел его и усадил в сани. Так Бажов добрался до Камышлова: там он узнал, что его родные арестованы, племянник зарублен, а только что родившую жену белые бросили в неотапливаемый барак для заразных больных, и сын, которого она ему родила, умер.
Из Камышлова он уехал в Омск, с адресом, который ему дали в подполье, но на большевистской явке никого не было. А из Омска больной, в жару, с плохо подделанными документами, на забитых до отказа поездах, где не было мест даже на площадках между вагонами, отправился в никуда.
В Татарске его из-за кашля не пустили в гостиницу, в Барабинске запросили двадцать рублей за ночь, а у него было только тридцать. Он передохнул в глухом Каинске и, договорившись с земской управой, отправился учительствовать в населенный старообрядцами медвежий угол Бергуль.
Бажов стал учителем Бахеевым, затем - страховым агентом Кирибеевым и обосновался в городе Усть-Каменогорске около казахских степей. Он воевал в партизанском отряде, затем разоружал взбунтовавшихся партизан, редактировал газету, был членом бюро губкома и выездной сессии ГубЧК. Его переводят в Семипалатинск, затем он возвращается в Камышлов - на этот раз вместе с семьей. В дороге его сваливает тиф, затем заболевает сын - спасти мальчика не удается.
Жизненная эпопея Бажова времен Гражданской войны яркий пример того, что Алексей Толстой назвал "хождением по мукам" - он и сражается, и старается выжить (позже это ему припомнят и будут обвинять в стремлении отсидеться под чужим именем).
Когда Бажовы вернулись в Екатеринбург, их дом был занят другими, захватчиков пришлось выселять через суд. Позже Бажов работал областным цензором, и его сняли за то, что он недостаточно круто проводил партийную линию. Он был политредактором уральского издательства и лишился места из-за "политических ошибок". У него завелся личный враг, литератор и сотрудник Истпарта Кашеваров, книгу которого Бажов не пропустил в печать: тот заваливал начальство доносами на Бажова. Героев документальной книги, которую Бажов начал писать в 1937 году, посадили, и на него обрушились огромные неприятности.
Благодаря доносам открывается неизвестный нам писатель: близкий к Всероссийскому крестьянскому союзу и эсерам, защищавший на митингах Учредительное собрание Бажов. Как он мог всего за несколько месяцев так изменить взгляды, стать сражавшимся против эсеровской сибирской армии большевиком? Каждый находит свою правду, а в 1917-1918 годах людей завораживала энергия масс, то, что на их глазах творилась история. К тридцатым все это перегорело, высокая трагедия обернулась ужасным, кровавым фарсом: Бажову ставили в вину его добольшевистское прошлое, то, что он увеличил свой партийный стаж, попал в плен в Перми. Он оправдывался, но у него два раза отбирали партийный билет. Затем сажали тех, кто это делал, и он вновь становился членом партии.
В 1934-м не стало его третьего сына, Алексея. Беда шла за Бажовым по пятам: сын проходил практику на заводе и погиб во время аварии. А в 1937 году, вновь оставшись без партбилета, работы и денег, Бажов жил на крохотную зарплату свояченицы, возился в огороде и работал над сказами. Немолодой, измученный, загнанный в угол, он писал то, что помогало ему выстоять - прекрасные, ясные, проникнутые сказочным народным ладом истории.
Вышла книга о том, как пелось "Песнярам"Партбилет ему вернули в 1938-м, "Малахитовую шкатулку" издали в 1939 году, как раз к его шестидесятилетию, и она попала в унисон с разворачивавшейся в конце тридцатых кампанией. В 1936-м была разгромлена посвященная крещению Руси комическая опера Демьяна Бедного "Богатыри": в опубликованной в "Правде" статье говорилось об "оплевывании народного прошлого". Началась постепенная реабилитация русского и народного. Но успех, а затем и номенклатурный взлет Бажова это не объясняет. Одной из возможных (и наиболее вероятной) версий может быть то, что "Малахитовую шкатулку" прочел заядлый книгочей Сталин, проглатывавший по 200 страниц в день, и она ему понравилась.
Бажов получил все, о чем мог мечтать советский литератор: его приняли в Союз писателей, через год после выхода книги он возглавил свердловское отделение ССП. Через два года назначили главным редактором свердловского издательства, еще через год главным редактором журнала "Уральский следопыт". Он получил Сталинскую премию и орден Ленина, стал депутатом Верховного Совета.
Его жизнь не изменилась: в отапливавшемся печами домике по-прежнему не было водопровода и канализации, он отказался от машины, ходил в стареньком пальто. В войну сбивался с ног, устраивая эвакуированных в Свердловск писателей, после войны тянул непосильную для старика ношу общественных обязанностей - и умер в Москве, на сессии Верховного Совета.
На фото вверху - дом в Екатеринбурге, который Бажов построил в молодости. Сруб на кирпичном основании, а бревна для сруба Павел купил на учительское жалование, деньги на строительство пришлось взять в долг. На нижнем фото - родители писателя, Августа и Петр Бажевы, так - через "е" - изначально звучала фамилия.
Акцент
"Малахитовая шкатулка" круто изменила жизнь Бажова. Павел Петрович был очень немолод, он написал свою первую настоящую книгу, - и вдруг выяснилось, что он большой писатель. К нему пришли слава и признание, он стал первым писателем Сибири и Урала, одним из первых писателей страны. Его прославили волшебные сказы, и этот жизненный сюжет тоже оказался сказочным, блестящий успех мог вскружить любую голову, но к неожиданному повороту своей судьбы Бажов отнесся спокойно. Он по-прежнему много писал, все также возился в огороде, на работу ходил пешком в служившем ему лет двадцать костюме.